Лариса Королева - Объяснение в убийстве. Женский роман с мужскими комментариями

– Или не один.

– Или не один… – Эхом повторил за мной Андрей и на какое-то время задумался. – Я думаю, её сразу вырубили несколькими мощными ударами в лицо, потому-то никто, хотя бы из тех же ночных сторожей детского сада, и не слышал криков. Её могли раздеть на той же лавочке. Снять с неё кожаную куртку, новые джинсы и ботинки, украшения. Задушить. Отнести труп в кусты. Причём, пока её несли на руках, кровь с разбитого Викиного лица и накапала на шорты, пройдя пятнами и на трусы. Уже там, в кустах, шорты и трусы с неё спустили… Иначе не объяснишь, почему они были в крови.

– Во влагалище и заднепроходном отверстии эксперт обнаружил кровь. И ещё зафиксирована ссадина на половой губе… Ты думаешь, всё же был половой акт?

– Вряд ли. Может, убийца просто был маньяком или страдал аноргазмией. Но, скорее всего, это было просто глумление над трупом. Он мог вставлять в тело какие-либо предметы, символизирующие для него фаллос…

– Это просто ужас, – выдохнула я, – страшно представить… А потом убийца унёс с собой её вещи и драгоценности. Причём, снял как золотое кольцо, так и бижутерию – серьги в форме круга с сердечками внутри.

– Естественно. Он не мог разобрать в полутьме, что есть золото, а что не имеет никакой ценности. Потому-то он и серьги из ушей вынул, которые ничего не стоили. Трудно себе представить, чтобы Вовка, который провёл с Викой вечер и видел её на свету, стал бы после убийства снимать с девушки дешёвые безделушки.

– Вовку вообще трудно вообразить убийцей. Посмотри на фото, – я полистала дело и пододвинула ближе к Андрею страницу, на которую были наклеены его фотографии. – Он сам как цыплёнок. А чтобы так расквасить девчонке лицо (ведь у Вики были разбиты и глаз, и губа – это как минимум два сильнейших удара кулаком!) и отнести её потом на руках в кусты, нужна сила. Да и вещей Викиных у Оленина не нашли.

– Видишь ли, малыш. Если бы нашли вещи или приняли во внимание тот факт, что убийство было совершено с особой жестокостью, дело попало бы под юрисдикцию краевого суда. Возможно, Оленина судили бы присяжные. И уж там эта подстава не прошла бы, его бы однозначно оправдали. А так дали парню девять лет: радуйся, дескать, что не пятнадцать!

– Но какую всё же глупую версию выдвинули менты! Если бы Оленин убил Вернак, и решил признаться, он всё же рассказал бы всё, как было. Какой смысл было ему пороть такую чушь? «Ударил ладонью по лицу! Сжал пальцы на шее, смотрю – уже мертва». Будто человека задушить так просто, и девушка лежала себе ровненько и спокойненько ждала, пока её задушат.

– Ясное дело, она бы сопротивлялась, дёргалась, елозила по земле, – горячо сказал Чернов. – А у неё и носки чистые, и грязи под ногтями нет. Да и на Вовке никаких следов от борьбы. Уж если бы на нём были царапины или разбит кулак, менты не преминули бы отразить эти факты в деле. Вот что я тебе скажу: никого этот Вовка не душил. Более того. Опер, который вёл это дело, тоже никогда никого не душил! Он даже не знает, как это происходит.

– И слава Богу! Не хватало ещё, чтобы наши опера изучали науку об убийствах на собственной практике и личном опыте!

– Да уж. Если бы они ещё не били смертным боем задержанных и пытались найти настоящего убийцу, а не вынудить признаться первого, кто подвернулся, цены б им не было… И ещё я сделал занятный вывод. По тому как мент (как там его фамилия? Убожко?) предположил, что конфликт между Викторией и Вовкой произошел из-за того, что девушка оскорбилась на предложение заняться оральным сексом, для опера это – больной вопрос. Ему, наверное, жена никогда минета не делала по идейным соображением. Нынешние-то двадцатилетние смотрят на это дело попроще. И если бы Вика улеглась уже в кусты, в грязь, что заняться сексом с парнем, вряд ли для неё минет стал бы жутким оскорблением.

– Фрейдист ты мой!.. – Я потрепала Чернова за волосы. – Слушай, но какое всё же похожее убийство произошло в нашем дворе!

– Я сам хотел сказать тебе об этом. И если мы приходим к выводу, что Оленин Викторию не убивал, и это сделал кто-то другой, оставшийся на свободе, то в случае с Галиной Алексеенко мы имеем практически одинаковый почерк убийцы. Маньяка. Допустим, его привлекают светленькие худенькие девушки. Он может находиться с ними в одной компании или выходить на одинокую подвыпившую девушку случайно. Он подходит к ней, наносит несколько сильных ударов в лицо, душит, снимает вещи или просто спускает брюки (как в случае с Галиной), причём не насилует, а просто забавляется…

– А, может, он мнит себя гинекологом? – предположила я. – Может, у него такая мания.

– Сами мы с тобой маньяки! До чего только не договоримся, – Чернов притянул меня к себе и обнял.

– Подожди, – отстранилась я, – мы всё же выдвинули потрясающую версию. Вдруг она недалека от истины? Слушай, а давай напишем роман! Этакую детективную кровавую драму с маньяками и убийцами.

– Давай! Я даже знаю, как мы её назовём…

– Как?

– «МАЛЫШ И СОЛНЫШКО»!

– Дразнилка ты, Чернов, – рассмеялась я. – Но ты только представь себе: по городу спокойно разгуливает серийный убийца!

– Всё может быть… А сколько там времени?

– Ого! Впрочем, как всегда. У нас осталось пять минут на сборы.

Каждый раз, приезжая на квартиру, мы слишком поздно обращали внимание на время, а потом вымыть посуду, застелить постель и одеться умудрялись за какие-то пять минут.

Жители близлежащих домов почти каждый вечер могли наблюдать занятную картину. От подъезда отъезжала «Волга», в которую садились мужчина и женщина. Проехав метров пятьдесят, машина останавливалась у мусорки, и мужчина бросал в один из бачков целлофановый пакет… «Наши люди на машинах к мусоркам не ездят», – говаривала я, у нас было много шуточек на эту тему. А потом Чернов научился забрасывать пакет в бачок прямо из машины, через окно, причём очень гордился точностью попаданий, тем более, что бросать приходилось левой рукой. Юрка, который всё делал левой, восторга Чернова не разделял.

Меня довезли до дома. Я вошла в подъезд и двинулась к лифту. Позади меня раздались чьи-то тяжёлые, явно мужские, шаги. Я прибавила ходу, мигом преодолела несколько ступенек, ведущих к лифту, не оглядываясь, дрожащей рукой нажала на кнопку вызова. Шаги ускорились, человек был уже совсем рядом… Лифт сразу же распахнул дверцы, я буквально впрыгнула в него и мгновенно ткнула пальцем в цифру «семь». В щель закрывающейся двери я успела увидеть недоумённое и несколько даже ошарашенное лицо соседа по площадке.

В понедельник коллектив выходил из кабинета шефа в приёмную после планёрки несколько озадаченным. Чернов устроил своим сотрудникам колоссальный разгон. Такого уже давно не бывало. Больше всего досталось корректору Леночке. Андрей уже почти смирился с многочисленными орфографическими ошибками на полосах «Судного дня», но в последнем номере Лена умудрилась перепутать заголовки двух материалов, и этого не заметили ни ответсекретарь Татьяна, ни я, подписывающая номер в печать. В результате над статьёй о директоре завода, развалившим предприятие, прикарманившим крупные средства и открывшем солидные банковские счета в зарубежных банках, красовался заголовок «Её не любят, и никто не защитит». Тогда как слезливая история о стареющей переводчице, которую ненавидит весь трёхэтажный дом, и мальчишки то обливают грязью бельё, которое она сушит во дворе, то поджигают обшивку её двери, оказалась озаглавлена следующим образом: «Кому на Руси жить хорошо».