Лариса Королева - Объяснение в убийстве. Женский роман с мужскими комментариями

Мы с Черновым коньяк не любили. Но сейчас с удовольствием пили его из крошечных контейнеров для фотоплёнок, закусывая плиткой шоколада, поломанной на кусочки и разложенной на фольге. Аверченко показывал нам свои последние снимки разных форматов. Самые крупные были развешаны по стенам. Снежные вершины и каньоны, одинокие ветки и хвойные леса, горные озёра и бурлящие водопады… Я узнавала эти пейзажи, потому что уже видела их раньше в выставочном зале, только не предполагала, что автор – именно тот судья, которым я восхищалась на процессах.

(Каждому человеку нужна отдушина, особенно если работа связана с нервными и психологическими нагрузками. Творчество – это своеобразный способ сохранить свою душу, не дать ей очерстветь, когда каждый день выносишь приговоры.)

– Вы просто фанат гор, – заметила я.

– Не хотите как-нибудь сходить со мной в экспедицию? – предложил Аверченко.

– Очень было бы здорово, – согласились мы с Черновым. – Как соберётесь, звоните. Мы всегда готовы, как пионеры.

Мы с Андреем изо всех сил старались говорить на посторонние темы, но всякий раз неизбежно возвращались к делу Оленина.

– Вполне понятно, почему Аветисов всё-таки вынес обвинительный приговор, – говорил Чернов. – В самом начале, на первом заседании он совершенно правильно направил дело для проведения прокурорской проверки по факту избиения подследственного. Но не станет же прокуратура расписываться в том, что сотрудники милиции приложили руки к голове обвиняемого! Эта проверка длилась полтора года. Потом процессы бесконечно долго откладывались: то адвокат болен, то свидетели не явились. А там уже процессуальные сроки стали поджимать, и Аветисов просто-напросто пошёл на поводу у следствия по пути наименьшего сопротивления – вынес приговор, который сам считает мягким, и потому справедливым. Он просто позволил себя убедить. Присяжные бы Оленина оправдали.

– О, только не говорите мне о присяжных, – простонал Дмитрий Сергеевич. – С самого начала, когда институт присяжных вводился в виде эксперимента в нашем крае, я был руками и ногами «за». Тогда это казалось таким прогрессивным шагом. А сейчас, как вникнешь в дела, по которым приговоры выносит «народ» – волосы дыбом встают. Вы слышали о последнем деле? Семнадцатилетний парень зверски убивает девушку, и вина его стопроцентно доказана (подонок задушил девчонку, надругался над трупом, внутренние органы голыми руками наружу повыдергивал!) – а его оправдали! Раньше власти опасались, что наш озверевший от экономических экспериментов и роста преступности народ будет казнить направо и налево безо всякой жалости, а вышло наоборот. В быту человек готов убить своего соседа по коммуналке, да что там соседа – мать родную! А в зале суда жалеет «парнишечку» – подонка и убийцу. И каждый такой подонок требует теперь суда присяжных. Уверен – оправдают!

Чернов согласно кивал – тоже был наслышан о неправдоподобно высоком проценте оправдательных приговоров, выносимых домохозяйками и слесарями, отобранными методом тыка компьютером из списков избирателей. А я вспомнила самый первый суд присяжных, проходившей в нашем крае. Я вела тогда репортажи с каждого заседания, правда, на второе меня пускать не хотели, потому как я, по незнанию, после первого напечатала сдуру в газете фамилии нескольких присяжных, что является закрытой информацией. Судья, правда, смилостивился, пожурил по-отечески и позволил присутствовать.

Тогда слушалось дело о нашумевших в крае убийствах водителей, занимающихся частным извозом. Судили двух мужиков, оба уже успели к тому времени отмотать немалые срока и познакомились на зоне. Работали чётко: договаривались на автостанциях с водителем приглянувшейся машины о маршруте и цене за проезд, садились в машину. По пути, где-нибудь на безлюдной трассе, один из преступников, сидящий на заднем сидении, накидывал несчастному на шею удавку, второй тем временем хватал за руль и сворачивал с дороги.

Трупы зарывали в лесополосе, машины угоняли. Но делали всё как-то неумно, нелепо. (Если убийство вообще может быть «умным» и «лепым»). Один раз убийцы застряли на угнанном автомобиле посреди чистого поля, и их вытягивали работяги на тракторе, проходившие потом свидетелями по делу. Во второй раз их остановили на посту сотрудники ГАИ и отпустили восвояси. Но до этого подсудимые ещё успели убить одинокую старушку и вынести из её дома всё самое ценное…

Один из подсудимых, Сергей Жнивенко, вину свою не признавал, хотя именно он, по мнению прокурора, и затягивал петли на шее у водителей, стремившихся заработать на кусок хлеба и расставшихся за это с жизнью. Его подельщик, напротив, каялся и кивал на Жнивенко: это он, дескать, заставлял «ходить на дела».

Жнивенко был красив какой-то порочной красотой, было в нём что-то и волчье, и графское одновременно. Считается, что артисту или оратору нужно найти среди слушателей человека с приятным лицом и говорить, обращаясь конкретно к нему. Не знаю, чем понравилось Жнивенко моё лицо, но из всего зала он выбрал именно его, и лично мне на всех трёх заседаниях рассказывал о своём тяжёлом детстве и злой мачехе, об отсутствии белой рубашечки для посещения вечерней школы, о первой ошибке юности, приведшей в семнадцать лет на скамью подсудимых…

Никого-то он не убивал! Да, в угнанных машинах его видели, так он просто покататься их брал, не зная, какая страшная участь постигла владельцев тех автомобилей. А старушку мачеха со своим родным сынком пришили, оттого-то и найдены в их доме вещи и драгоценности убитой. А сам он – хороший парень, очень дочку любит, сам ей бантики завязывает…

Есть такой фантастический рассказ. О том, как в каком-то двадцать энном веке людей судит машина. И подсудимый пытается её… разжалобить. Это ему удалось. Бесстрастная машина вынесла вердикт: казнить и посмертно помиловать. Присяжные – простые люди, далёкие от юриспруденции, ошарашенные увиденным и услышанным, исполненные чувства ответственности перед государством, готовые к справедливому свершению правосудия и страшно боящиеся совершить ошибку – Жнивенко и его дружка не помиловали, признали виновными. И первый был приговорён к высшей мере наказания, второй – к десяти годам лишения свободы с отбыванием срока в колонии строгого режима…

После завершения процесса я ещё долго ощущала на себе пристальный взгляд убийцы, стройного черноволосого мужчины тридцати двух лет с холодными серыми глазами и белозубой улыбкой… Наверное, его уже расстреляли, если не заменили смертную казнь на пожизненное заключение. Возможно, я была последней понравившейся ему женщиной из свободного мира, на который он глядел через решётчатое ограждение в зале суда. Но мне совсем не было жалко этой запропавшей жизни. Я поверила в его виновность. Она была доказана чётко и однозначно.