Юрий Якунин - Мои женщины

Было уже поздно, тело ныло от усталости, под ложечкой сосало от голода. Стало как-то одиноко и тоскливо. Присев в кресло в фойе, постепенно стал погружаться в небытие, но женский голос добрый и ласковый, как морская волна, разбивающая корабли о скалы, вернул меня в исходную безысходность:

– Если собираетесь тут спать, то не получится, вызову милицию, а если вообще негде спать, то могу дать адресок, тут близко. За умеренную цену наш швейцар Владимир Семеныч сдаст тебе койку. Скажешь, что Мария из гостиницы прислала.

Делать нечего, проклиная все на свете взял адресок коечного барыги. В полночь был у входной двери Владимира Семеныча оббитой красным кожзаменителем. Позвонил.

Дверь открыл коренастый мордатый коротко стриженый мужик в полосатой пижаме, похожий на отца Федора из «12 стульев». В нос ударил запах чужой квартиры с примесью мужских носок. Я ему про «славянский шкаф» от Марии, он впустил.

В зале однокомнатной квартиры, на раскладушке лежал и смотрел телевизор худой длинный очкарик, с оттопыренными ушами и нездоровый лысиной на затылке. Одет он был в дешевый трикотажный черный спортивный костюм, а на ногах, будь они трижды неладны – душистые синтетические носки. Когда рвотный комок уже подступил к горлу Владимир Семеныч поинтересовался, не голоден ли я. По вылезшим из орбит глазам, видимо он понял, что сыт. Второй раскладушки не было, был засаленный раскладной диван.

– Вы откуда?

– Из Тбилиси.

– Грузия, вино, цитрусы, горячие мужчины…

– Устал, лечь бы.

– Придется на диване.

– А Вы?

– И я.

– Тогда я не у стены, не люблю носом упираться или в ковер, или в спинку дивана.

Стоило положить голову на подушку – отключился. Видимо, досмотрев телик «отец Фёдор» стал перелазить через меня. Я проснулся. Перебив сон, сразу снова заснуть не удалось. Чужие запахи, сопение и какое-то причмокивание хозяина – раздражало. Я повернулся и взглядом дал понять, чтобы он успокоился. Вдруг, этот божий одуванчик, стал объяснять, что я его неправильно понял. что к нему приходит два раза в неделю соседка, что мне нечего беспокоиться и что я могу спать спокойно. О па, сон сдуло мгновенно. Лежал минут пятнадцать и все думал:

– Может трахнуть его в челюсть, раньше, чем он решит трахнуть меня сонного, а то придется убивать и убегать? Два педика для моей юной, обожающей баб души было слишком. Долго прислушивался, но хозяин вроде заснул. Я уже засомневался, подумал, что зря мужика в педики записал и успокоившись, начал засыпать. Вдруг, как током садануло, этот мудак стал гладить меня и недвусмысленно прижиматься. Тут я, уже не разбирая куда, врезал ему через плечо. Педрило с криком вскочил:

– А говорили, что грузины горячие, а ты ненормальный какой-то, разбил мне нос! Я сейчас милицию вызову!

– А я тебе пока они приедут, яйца отрежу. Иди вон к ушастому на лежанку, и чтобы не шевелился, я спать хочу.

Скуля ЧМО лег к очкарику на раскладушку.

Остаток ночи, конечно, не спал, хотя никто не мешал, даже носки уже особо не раздражали, но близость сразу двух педрил настораживала и дожидаясь утра, просто лежал. Поднялся я часов в пять, оделся, взял сумку и ушел, не заплатив и не закрыв дверь.

Вот так и произошло моё первое знакомство с «голубой Москвой», хотя педиков, тогда еще ни голубыми, ни геями, вроде, не называли.

Скоро я был в метро, потом и на Ярославском вокзале. Планы были нарушены, решил ехать к Маше сразу. Приехал в Мытищи где-то в районе восьми часов.

Представьте суббота, люди спят, а я, не предупредив, спозаранку, как снег на голову. Купил на вокзале какую-то булку и медленно уминал её, убивая время на скамейке перрона. Часам к девяти отправился на поиски Маши. Язык довел быстро, но вот войти в калитку огороженного забором частного дома и стучать в двери я не решился, прогуливался у калитки и вдруг из дверей вышла… да-да, Маша в тельняшке.

Калитка была с меня высотой. В прорехи крыльцо хорошо просматривалось. Меня, конечно, сквозь них было видно, но вот опознать – вряд ли.

Маша, стоя на пороге, вытряхивала половик и сосредоточено смотрела на калитку. Потом вдруг бросила половик, присела на крыльцо и прикрыв ладонью рот, замотала головой.

Я тихо её позвал:

– Маша, это я, Юра.

Маша, всплеснув руками, бросилась к калитке, повторяя:

– Я знала, знала, знала, что это ты!

Калитка открылась и Маша мгновенно повисла у меня на шее.

– Ты зачем прятался, хотел испугать меня, да? Почему не предупредил? Я бы встретила. Ты плохой мальчишка! Все думала, когда же ты сдашь все экзамены. Я о тебе рассказала, все уже умирают от любопытства. Заходи.

Наконец то все жуткое позади. После мытарств в Москве – голода, бессонной ночи с педиками в вонючих носках, я оказался рядом с той, к которой ехал. Красивая девушка, в тельняшке прекрасно облегавшая все прелести её фигуры обнимала меня за шею. Я чуть не заплакал, она пахла чистотой и окрошкой!

– Маш, покорми меня, – единственное, что я мог сказать уже дрожащим голосом.

Дома, Машины родители с любопытством молча посматривали на «грузина». Мама работала вместе с Машей на вагоностроительном заводе в Мытищах и еще где-то работала, папа, как потом оказалось, был «Ворошиловским стрелком» моих трёшек. Были еще две сестренки, младше и старше Маши, обе были замужем, жили в домах по соседству. Да, еще была бабуля, она все время была как бы в тени, но постоянно на чеку.

Когда уже сидели за столом, мама Маши погладила меня по голове и сказала:

– Спасибо, Маша мне рассказала, какой ты спаситель, мы тебе все за это благодарны.

Маша зарделась. Тут мама продолжила:

– Хорошо, что ты приехал к нам отдохнуть. У нас места знатные, гребные, да и девчата отличные, Маша тебе быстро подружку подберет.

Я взглянул на Машу в недоумении.

– Мама, ну что ты несешь! Человек с дороги, еще не ел, а ты ему моих подруг предлагаешь!

– А что я такого сказала? Он жеж на 3 года моложе от тебя, не собираешься же ты с ним женихаться?

Маша кинула на стол ложку и выбежала во двор.

– Ну, зачем Вы так?

– Ей уже двадцать два года, ребята весь забор обходили, а ей все не по нраву. Сестра уже замужем, а эта все в девках ходит. Ты меня Юра извини, но боюсьи она на тебя глаз положила, не дело это! Гуляйте, смотрите наши красоты, целуйтесь в конце концов, но надёжу ей не давай. Я видела, как Машка тебя ждала, вона – худюща сделалась. Я баба простая, я мать и скажу прямо, может тебе прописка тутошняя нужонная? Вона Машка уже как спичка, только чиркни. Спортишь девку, а через год и бросишь с дятём.

– Да не волнуйтесь, пожалуйста, я не жениться сюда приехал, а если в этом дело было бы, то давно ей и по телефону, и в письмах уши прожужжал бы, что люблю, да и в Тбилиси мог «отметиться», для верности. Может мне уехать, может я тут не к месту?