Валерия Арчугова - Сборник. Том III. 2018—2019

научись в маршрутке читать биографии тех людей,

что были тебя, несомненно, талантливее и умней.

научись по утрам выходить из дома без кофе,

больше слушай, больше молчи и учись у профи,

меньше внимания на болевые сигналы из области тушки,

нужно бежать, пока твой маяк вдалеке не потушен.

брось курить и стихи свои брось ночами строчить,

время резиной тянется, чтоб отскоком больнее бить,

ты терпи и учись, моя деточка, жить от мая до мая.

а тоска, что тоска? ты просто всё ещё слишком живая.

До свидания, милый маленький, было пятеро – все как сталь.

Сердце клеть груди стала сдавливать, а ведь раньше мы – будто встарь:

за отцом твоим я как ниточка, твои братья – как наподбор,

на лицо они – будто выточил их из дерева чей-то бог.

Солнце встало и мы за солнышком, при делах все и все дружны,

во дворе ты не сыщешь перышка, все один к одному волы,

ты подумаешь, что на кухне-то у меня много трав и книг,

от того этот мир не рухнет, если травами ты лечить привык.

Но дошла до нас злая долюшка, люди ведьмою за глаза зовут:

«Как все ладится, даже кролика не схоронят, лошади не натрет хомут,

знать, нечистая тут замешана и семье помогает жить!»

Как-то вечером ветки вешние стали факелами судьбы.

Дальше страшное, милый маленький, в лёгких всё ещё дым и кровь.

Ведьмой названа и регалию отработаю без долгов.

…

Пятерых отдала травам залежным… И тебя хороню шестым.

Я тебе обещаю, маленький, что никто не уйдет живым.

Родился в городе Челябинске в 1995 году, но почти всю жизнь живу в Копейске. Первые шаги в написании стихов сделал в 11 лет, однако на тот момент ни о каком долгосрочном увлечении речи не шло. Более осознанный и серьезный материал стал рождаться несколько лет спустя. К окончанию школы я понял, что мне написание стихов – мое любимое занятие, то, что я умею лучше всего. И вот уже более пяти лет я с большим удовольствием берусь за перо для создания произведений, которые способны не только волновать сердца и пробуждать в людях самые прекрасные и светлые чувства, но и радовать читателя позитивным настроем и доброй иронией.

Я б сорвал с себя цепи, отправившись в путь.

Вечный зов горизонтов далеких

На широкой дороге не дал бы уснуть

Средь могил и костров одиноких.

Тяготил бы мне плечи дорожный мешок,

А клинок бы оттягивал пояс.

И лежал бы в кармане худой кошелек,

А за пазухой чистая совесть.

Я бы шел по дорогам, давая поклон

Королям, продавцам и крестьянам.

Я бы плыл в своих снах на седой Авалон,

Наяву бы искал Эльдорадо.

Для скучающей бани рубил бы дрова,

Подружившись с компотом из клюквы.

И в прогретой избе молодая вдова

Мне шептала бы сказки на ухо.

Я напился бы эля, забыв про еду,

Обойдя все на свете трактиры,

Поглядел бы с восторгом (ну хоть раз в году)

На мужей, что всех бьют на турнирах.

Я родился бы умным и встретил бы смерть

В поединке убийственно легком.

И на горе другого не стал бы смотреть,

Даже сидя на троне высоком.

Я б нырнул с головою в пугающий лес,

И доспехи мои бы сверкали.

Я бы спас от дракона две сотни принцесс,

И завлек бы сердца их стихами.

Я возглавил бы войско из сотен знамён,

Дав последний совет копьям острым.

Мы дрались бы во славу грядущих времен,

Шанс давая на жизнь новым вёснам.

И чудовищно сильный, безжалостный враг

Напоил бы клинок моей кровью.

И, уже без меня, всеобъемлющий мрак

Был повержен бы в битве с любовью.

И звенели бы лютни в цветущих садах,

Провожая холодную зиму.

И в журчащих под музыку тихих стихах

Прозвучало бы вдруг мое имя.

И хотела бы россыпь сверкающих звезд

Засиять на седом небосклоне

Над приютом историй и тающих слез,

Где я был бы молвой похоронен.

В антракте юбилейного концерта,

На празднике любителей искусства,

Спросили у известного поэта

О самом сильном в жизни его чувстве.

«Не помню, сколько лет прошло уж ныне,

Быть может, сохранилось что на флешках…

Немного пьян, в своем привычном стиле,

Стихи читал я в крохотной кафешке.

И было все довольно монотонно,

Но все же необычным стал тот вечер:

Была в кафе том девушка-фотограф,

Что делала альбом той теплой встречи.

Я, может быть, ее бы не заметил,

Выискивая строки в своих книжках,

Но в том кафе, в нарочно тусклом свете

Глаза ее сверкали, словно вспышки.

И все же, там, где шумно и свободно

Веселье разливалось, словно пиво,

Приветливая девушка-фотограф

Скрывала свою грусть за объективом.

В усталом ритме тихих разговоров

Я стал ронять со сцены свои строчки.

Хотелось мне, чтоб девушка-фотограф

Увидела меня лишь среди прочих.

И, будто вышивая гобелены,

Я стих читал, невольно ей любуясь,

И вот она, меня засняв на сцене,

Впервые за тот вечер улыбнулась.

Закончив монолог свой многословный,

Уйдя широким шагом за кулисы,

Увидел я, что девушка-фотограф

Прислала мне короткую записку.

Я счастлив был с тех пор неиллюзорно:

Ведь сотни дней, бежавших так беспечно,

Чарующая девушка-фотограф

Была моей «прекраснейшей из женщин».

Казалось мне, что счёт пошел на годы,

Но вечно невозможно быть счастливым:

Сказать не смог я «Нет» своей природе

Стихи читая на корпоративе.

Поддался я дурацкому дурману,

И сделал так, как поступил подлец бы:

Безжалостным калечащим обманом

Разбил навек доверчивое сердце.

Стоял один я в мраке коридора

И клял себя, тупого идиота:

Ушла куда-то девушка-фотограф,

Оставив мне записку с нашим фото».

Закончив речь, поэт умолк надолго,

И думал, что хоть где-нибудь на свете,

Быть может, вспомнит девушка-фотограф

О так ее обидевшем поэте.

Богемный треп в дворце разврата,

Танцуют куклы на столах.

И слышно тосты под накаты

Продажных тварей в пиджаках.

Казалось бы, мне здесь не место,

Среди одетых будто гол.

И я не знаю, если честно,

Зачем вообще сюда пришел.

И грустно мне… все пьют мартини,

А я один его не пью.

И рядом девушки в бикини,

И я один на них смотрю.

Но вот, что странно… В этом месте,

Где нет абсента без огня,

Я вижу взгляд добра и чести,

Что смотрит прямо на меня.

А я грущу при свете тусклом,

Объявшем жадно пестрый зал,

Гляжу на розовую блузку

И в нежных пальчиках бокал.

Она не сводит с меня взгляда,

Она мне будто бы своя.

Я понял все: она не рада.