Андрей Кириков - Когда поют киты

–Я раньше рисовала. Это было очень давно.

–Бросили?

–Чёрная полоса в жизни кончилась.

–А вы думаете, что творить можно только тогда, когда что-то происходит?

–Когда происходит что-то плохое… У вас нет на картинах людей, вы их не любите?

–Я бы так не сказал, -художник отложил кисти и повернулся к девушке, -я считаю, что природа намного честнее. Когда ты рисуешь человека, ты думаешь, что он несёт в себе определённую эмоцию, и переносишь ее на полотно. Но он может нести нечто иное. Я не люблю обманывать. Я хочу, чтобы мое искусство было честным: без масок, без ложных эмоций, без людей.

–Разве искусство не призвано скрывать что-то?

–Для каждого есть своё понятие искусства. Видимо, вы в своём ищите убежище.

–Сколько стоят эти «тюльпаны»?

–Они ещё не готовы.

–Я вижу это, но хочу купить их именно сейчас. Сколько?

Старик не знал, что ответить. Он встал со своего табурета, поднял картину с мольберта, протянул ее девушке и сказал:

–Вы сами назовёте ее цену, но только когда закончите ее. Приходите, когда «тюльпаны» будут готовы.

Криста не ожидала такого подарка:

–То есть я должна заплатить, когда допишу эту картину?-удивленно спросила она.

–Конечно, нет, -посмеялся старик,– Это мой подарок. Берите, но обещайте, что придёте с ней, когда завершите.

–Обещаю, -после недолгой паузы фыркнула Криста.

Она вышла из мастерской ещё более угрюмой, чем до того, как вошла. О том, что эта девушка улыбалась, напоминали только морщины возле рта, которые с каждым днём завоевывали все больше и больше территорий на ее лице. Теперь это была настоящая Криста Хенри. Такой ее знают лишь подушки в доме, может, ещё стены. Весёлая отзывчивая и абсолютно беззаботная девушка. Нет! Если бы это было написано на доске, то можно ее сжечь. Никогда она не была такой, никогда такой и не станет. Ей всегда все давалось с трудом. Жизнь Кристы один большой труд. Необыкновенная девочка с необыкновенным миром в голове. Она создавала что-то новое всегда, она знала что-то большее, она хотела творить. Такого ребёнка вряд ли ещё найдёшь. Родители обычно у таких детей связаны с искусством, они дают своему ребёнку все лучшее, бьются за его внутренний мир, чего бы им это ни стоило. За ее мир точно нужно сражаться. Но Криста выросла в детдоме. Ее не очень любили дети, потому что она их не любила. Всегда считала их глупыми, ведь так и было. Она росла быстрее всех, понимала быстрее всех, но это не было ее преимуществом. Ее способности к рисованию заставляли многих восхищаться и завидовать. Она мечтала стать художнице или быть хоть немного близкой к искусству. Криста всегда хотела выделяться своими знаниями и уверенностью, но быстро поняла, что этого никто не хочет видеть. Так же быстро она осознала, что ее рисунки тоже никому не нужны. Ее искусство оставалось только с ней. А, нет. Ещё с ней оставались стандартные фразы взрослых: «Молодец», «У тебя талант», «Очень красиво». Ее мир погибал. Рисовать она больше не хотела, о чём-то высоком не мечтала. Тогда она стала просто Крис. Обыкновенная девочка с обыкновенным миром внутри и обыкновениями мечтами. Таких в каждом уголке мира по несколько на квадратный сантиметр. Она быстро нашла друзей, дни стали идти быстрее, она пошла учиться на журналиста, потом познакомилась со своим будущим мужем, родила ребёнка, стала работать в крупном издательстве. Обычная девушка с обычными мечтами, которые сбылись. Казалось бы, сбылись. Но где-то глубоко внутри Криста старалась вернуться к той девочке, которая могла создать в голове новую вселенную, а потом уничтожить ее и смотреть на этот взрыв с восхищением. Ей не хватало Кристы. Вообще ее так называл только Шеф. Для остальных она была просто, Крис. Возможно, это только закапывало ее внутреннюю Кристу, а, возможно, наоборот, не давало ей уйти очень далеко. Во всяком случае она чувствовала, что очень скоро должно произойти что-то, что перевернёт ее жизнь, что-то, что поможет ей снова вернуться......

Глава

IV

Водитель ехал чертовски медленно. Даже предательски медленно. Свен на мгновение успокаивался, но потом снова его охватывало какое-то странное беспокойство. Он впервые должен был брать интервью. Это его мечта, но немного в иной подаче. Его манили светские рауты и знаменитости с их золотыми унитазами в роскошных пентхаусах. Ему хотелось быть в той среде, к которой он уже так давно привык. Сейчас он ехал к женщине, которая ни с кем не говорила очень давно, может, она его вообще не пустит или не захочет делиться ничем. А что, если она буйная психопатка, набросится на него с ножом, а потом просто выкинет тело в океан. А что, если она умерла, родственников нет, и никто даже не подозревает, что она просто лежит в своей комнате, в маяке. А что, если… Водитель ехал предательски медленно. Свен долго думал, чем себя занять, чтобы так сильно не нервничать. Он переключал радио, чтобы отвлечься, но водитель достаточно доходчиво объяснил, что не стоит щёлкать так часто. Когда парень решил покурить и открыл окно, он поймал озлобленный взгляд, который достаточно доходчиво говорил, что этого делать тоже не стоит. Он просто сидел. Но спокойно сидеть не мог. Пейзаж был ещё более удручающий: старая рыбацкая деревушка на горизонте, серое осеннее небо и деревья. Очень много деревьев. Именно они и помогли Свену отвлечься. Он стал разглядывать деревья, которые стояли вдоль дороги. «Это похоже на девушку. Такие обычно ходят в коротких юбках и привлекают очень много внимания». Наконец он придумал для себя игру, которая его успокоила. В этот день Свен увидел очень много различных экземпляров: от наездников на волках до античной Дафны. Но больше всего ему заполнилось абсолютно некрасивое, кривое деревце-карлик. Он точно не смог понять, что это было за дерево, но одно он увидел однозначно: оно сильно выделяется. Среди таких массивных гигантов ему было очень неуютно. Оно было, будто бы, не на своём месте. Очевидно, что оно тут стояло для того, чтобы казаться лучше, чем есть. Эта попытка попасть в мир гигантов не то чтобы провалилась, но точно выглядела смешно. Его просто давила эта тяжесть со стороны других деревьев. Но больше всего молодого человека привлекла маленькая деталь: только на этом дереве ещё был последний листок. Оно ещё сохраняло на себе жизнь. Эти отголоски лета и весны заставили Свена улыбнуться впервые со вчерашнего дня. Он ещё раз посмотрел на дерево и снова убедился, что только оно на фоне всего этого серого метрового пейзажа до сих пор осталось живым. В голове уже созрела очередная игра: журналист решил, что если до конца поездки он насчитает сотню деревьев, все будет успешно и без особых трудностей. Начинал он тут же, как пришла эта мысль.