Яна Гецеу - Три грустные истории. Он её любит, она его нет. Что с этим делать – а есть ли ответ?

– Вставай! Вставай, my heart, мне одной скучно! – я ощутил поцелуй в шею: – ну хоть чаю со мной попей, я уже принесла! Даже идти не надо! – так жалобно, звонко. Прохладные пальцы пробежались по лицу, легли на лоб. Я взял ее легкие ладошки и поднес к губам. Она нежно рассмеялась.

– Болит голова? – ее губы коснулись моих.

– Уже легче! – пробормотал я. Как приятны ее холодные руки! Лежать бы так вечно, не открывая глаз, держа маленькие ладошки подруги в своих! Жаль, что это невозможно. Пришлось медленно и осторожно приподнять веки. Потом сделав глубокий вдох, рывком сесть. Сейчас же к горлу подкатил комок тошноты.

– Вот это героизм! – засмеялась Ника. – на, выпей чаю, и можешь идти умываться!

– Удивляюсь, откуда в тебе столько сил! – я принял горячую чашку, слегка обжегшую пальцы. – Ты уже и причесана, и вполне жива, а я еще долго буду «явлением»! наверное, и покушать приготовила, зайка?

– Конечно! Я-то знала, ты проснешься голодный, ну и соорудила та кое-чего!

– Ты моё солнышко! – я пил чай мелкими глотками, и чувствовал горькую нежность. Она такая тонкая, милая, заботливая – ну почему же я не люблю ее?

Тошнота отступила. Внезапно я забеспокоился:

– Ник, а Натаха пришла?

– Пришла. Спит она. С Вадиком всю ночь в «Навигаторе» отрывались, он зарплату получил. Теперь будет ныть с похмелья, достанет.

Я хотел было что-нибудь ответить, но зазвонил телефон. Вздрогнув, я снял трубку:

– Да? – никогда не говорю «алло».

– Сань, привет! – полетел радостный мальчишеский голос.

– А, Гордик, привет, братишка!

Всегда рад слышать вредного подростка Гордислава, у нас пять лет разницы, но взаимопонимание полное! Даже девчонки нам нравятся одного типа – хрупкие брюнетки.

– Ну че, братан, как жизняк?

Гордей считал себя уже вполне взрослым, и пятнадцать лет! Но для меня он совсем малыш.

– Все круто, брат! – я подыграл его «крутому» тону: – какие новости, где были, че видали? С Лерой как, не ругаетесь?

– Не, Лерка – умная герлица. Она мне с собой ссориться не дает! Я тут увидал одну – ноги от зубов, класс! Модель, Клава Шифер! Ну, и башку свернул. А Лерка – все ништяк, так и было типа! Прикинь, ни слова! – Гордей изо всех сил старался быть старше. Я улыбался – растет парень наш!

– Это круто! – улыбался я.

– А ты как думал! – похоже, он жутко важничал: – А у вас с Никой все тип-топ?

– Все хорошо, брат! Вчера с корешками на «флету» отрывались, у реально, дома был часиков в восемь тока…

– О-о, мне бы никто бы не дал так! – завистливо протянул Гордей.

– Я в четыре пришел, и то мать такой вой подняла! Ой, че было! «Больше никуда не пойдешь, раз ниче не понимаешь, до двенадцати и все! маленький еще гулять!» неизвестно где шатаюсь, а она переживает, спать не может типа! Ну, это понятно, но ведь ты-то и покруче творил, все равно потом отпускала! И мне похрену, буду гулять! – поставил он точку.

– Нет, Гордислав, ну все же.. так нельзя.. – во мне робко проснулся вдруг занудный воспитатель: – Какие твои года! Успеешь еще! Я конечно, так… да, но это глупо! В самом деле, опасно… мать пойми…

В трубке послышалось недовольное сопение. Че там, понятно, что все мимо. Я доводил маму, он продолжит. Куда деваться, его право совершать свои ошибки.

– Нет, ты понял? – расперло меня малость. – Гордей, ну подожди пару лет, поступишь в универ, переедешь.. Все будет у тебя. Маму не обижай! Брат, не надо так. где ты был-то хоть? – а не мне его учить! Заткнуться пора. Грехи мои тяжкие…

– В дэнс-клабе! – недовольно буркнул братишка. Еще и сердится, а как же, узнаю себя!

– Ой, до четырех? – ну да, и не выставили!

– Ну, не до четырех! К Лерке домой зашли… завалились! У ней предки свалили. Потом расскажу, ладно! А то подробностей много…

– Ладно! Я вот приеду, сейчас скажу когда… – я задумался. Да, вот на следующей неделе, на выходные! Ждите!

– Точно приедешь? – подозрительно спросил брат.

– Точно. Тока ты пока маме не говори! Я сюрпризом! Как она там, мама наша?

– Да ничего! Тебе как ни позвонит, тебя нет. И не разговаривает со мной, обиделась! Я же ее совсем не уважаю, в гроб гоню. А ты один, или с Никит О й?

– Пока не знаю. Может, у нее свои дела.

– Ты, если чек, один приезжай, без обид тока, лады? – осторожно сказал Гордей. – А то мне с тобой бы поговорить надо. Давай?

– Гордей, я постараюсь, но обещать не могу. Но постараюсь! Мама-то дома?

– Нет, она два на два, послезавтра тока дома. Ты звони! Совсем про нас забыл!

– Я буду, буду! Маме привет. И Лерке тоже.

– А ты Нику за меня поцелуй, и обязательно прикатывай! Ну, пока?

– Пока! – я повесил трубу. Меня зацепило повторенное несколько раз «приезжай». Похоже, и вправду, надо, есть что сказать! я подозреваю, что… если я прав, его можно поздравить. Меня тоже самое время поздравлять было в пятнадцать, хоть мне и не слишком понравилось. Я едва не заработал комплекс, ведь не понимал, что в пятнадцать рано ждать от себя подвигов. Первый раз в любом случае только первый.

Я взглянул на Нику – она уже спала, завернувшись в покрывало. Пусть отдыхает, моя девочка. Чай остыл, и я нехотя поднялся. Держась за стены и плющась от тошноты, я взял из аптечки 4 таблетки активированного угля, я пронес себя в ванную. По дороге заглянув в открытую дверь Натальиной комнаты – на нерастеленой постели, разметав по подушке пышные кислотно-рыжие кудри спала моя красивая сестренка. До чего же хороши бывают девчонки в семнадцать лет! Наташка – живой огонь, даже когда спит. Иногда я жалею, что мы родня… любуюсь ей, ее солнечными длинными кудряшками, розовыми пальчиками, ее улыбкой свежих губ.

А какой была моя Карина в 17! Я невесело покачал головой, поднял покрывало, сброшенное неосторожным движением, укрыл сестру, и пошел дальше. Снова вспомнилась Карина. Тоска-а… В ванной присев на стиральную машину, уставился в зеркало. Я часто так делаю, и Никки дразнит меня нарциссом, но это не от любви к себе, или к совей похмельной роже, а потому что эти «гляделки» помогают отвлечься. Когда я смотрю себе в глаза, я не вижу себя, я просто отключаюсь от всего, и мысли бегут сами по себе. Это способ расслабиться. Говорят, я похож на молодого Бутусова. Не знаю, может и так. Но я не замечал. Просидев так минут пятнадцать я начал нехотя умываться, чистить зубы с отвращением сплевывая горькую пасту. Как попало побрился, немножко порезавшись. Делать ничего не хочу, и не могу. Хоть и надо, зачет завтра. Залезть бы в шкаф, где темно и пыльно, завернуться во что-нибудь, и чтоб весь мир исчез. Как же я устал! До чего же мне надоел универ! Бросить бы его. Бросить! Хочется сидеть в шкафу. И больше ничего. Я прошел на кухню. Сел за стол, закрыв глаза. Захотелось курить. Но сигареты остались в комнате. Не пойду! чем ходить, так лучше перебиться! есть расхотелось, и слава богу! Еду тоже брать надо, опять труд. Не пойду завтра никуда! На хрен универ. Зачет пересдам. Мне необходима передышка! Без никого. Хотя бы день… А, провались совсем эта учеба!