Ирина Пиляр - Гельсингфорсские перезвоны

«Смейтесь-смейтесь, – подумал старый звонарь, – а ведь последний „бас“ оказался догадливее двоих „баритонов“, – вдруг заключил он. – Если первый толчок в ученике закладывается учителем, и основы игры им усвоены, дальше дело – за собственным сердцем, восприятием мира, природы и умением слушать. Не последние в этом учительском ряду – и сами колокола…» Звонарь прищурясь посмотрел на непрошенных гостей. Подслеповатые глаза его казались выцветшими, почти молочного цвета. Неожиданно он жестом подозвал гостя-обладателя самого низкого голоса – и показал ему, как извлекаются звуки из самого большого колокола.

Нога звонаря мягко и пружинисто, с равными интервалами, нажимала на педаль благовестника. Уступив свое место гостю, звонарь беззвучно продолжал отбивать такт правой ногой. Подошли поближе и два баритона. Старик показал им партию левой руки на натянутых как струны тросах, управляющих средними по величине колоколами. Гости поочередно попробовали сыграть так, как показал им старик. Тот, кто пробовал вторым, не захотел останавливаться, потому что вдруг услышал сочетание своей игры с равномерными ударами большого колокола и… заслушался. И тогда старый звонарь легко подхватил связку зазвонных колокольчиков и украсил все звучание высокими прозрачными трелями…

Гости ушли очень довольные. А старому звонарю предстояло закончить начатое дело. «Учить… учиться, обучить – обучиться, – не одно ли и то же? Один учит ремеслу, другой – терпению, а то как же! – Все учатся друг у друга чему-нибудь!» Старик привычно рассуждал сам с собой. И вдруг мысль поменяла русло. «Чему же я от вас научился, чего постиг, дорогие мои?» – звонарь обвел взглядом золотисто-темноликий коллектив своих верных друзей.

Мягкая нежданная трель возникла в воздухе и что-то нежно пропела в ответ. Рука старика по-прежнему сжимала связку тройки малых колокольчиков, но была неподвижна.

«…Наверное, я научился хорошо слышать, – тут же сам себе в ответ прошептал старик. Он устал думать и захотел услышать собственный голос. Но так, чтобы слишком не нарушать тишину. – Слышать даже то, что не звучит… – продолжал нашептывать он. – Как сейчас! Они позвонили не вслух, а про себя, – а я услышал. Ведь и они слушают меня, иногда слушаются, иногда нет… Мы слушаем друг друга и открываем настроение, и звучим в унисон, радуемся или грустим… – Старый звонарь сыграл окончание звонов, три аккорда подряд, и мысли свои тоже подвел к финалу. – В чем – задача звонаря…? Она вся сводится к тому, чтобы не помешать взаимному процессу слушания, вниманию к внутреннему состоянию, соответствующему данной минуте вечного богослужебного круга… А все остальное – ремесло, техника, тренировка… Господи, помилуй!»

По тропинке, ведущей от церкви в город, медленно удалялась фигура в длинном сером плаще… Колокола грустно смотрели вслед и молчали, и слушали тишину – вокруг… и в самих себе.

А она уже тут как тут! Прыг-прыг, с ветки на ветку, с дерева на дерево, царап по стволу… и вниз, на травку. Маленькая, пушистохвостая, с глазами-бусинками, приходящая в какое-то особенное волнение и движение, когда бьют колокола. Ее совершенно не тревожит ни громкость звучания, ни какие-либо сотрясения воздуха. Она приближается почти вплотную к колокольной стойке и много раз пробегает под колоколами, туда-сюда, туда-сюда, словно в неком танце, целиком подчиняясь звукам!

«Вот, у меня и поклонница появилась, – думает звонарь, наблюдая за скачками и пробегами лесной гостьи, – белочка-распевочка, белочка-звонарочка! Как слышит ритм и как красоту чует!»

И вновь звучат, заливаются колокола. Зеленые кроны сосен и берез окружают православный храм и звонницу со всех сторон, но не скрывают от глаз звонаря четко проступающую сквозь них ярко-синюю полоску неба и плывущие облака.

А в голове мастера рождаются все новые и новые ритмические фигуры, и узоры, которые тут же воспроизводят умелые и натренированные годами руки. Благовестник, как всегда, четко отбивает такты, живя вроде бы своей отдельной жизнью, на самом же деле выстраивая мерный поступательный ход всего звона. И вовлекается душа в этот удивительный процесс импровизации, и уже вся она охвачена колокольной композицией, тем простым, почти стихийным звучанием, которое рождается в процессе общей молитвы и взаимодействия колокольного ансамбля и звонаря.

А что же происходит с пушистой гостьей? Пробежав по средней перекладине стойки, чуть не касаясь колокольных языков, создающих трели и трезвоны, белка спускается на лавку и что-то ищет. Вот и медная баночка с синей крышечкой. Крышка лежит в стороне, в баночке несолёные арахисовые орешки.

Какое-то время белочка-поклонница звонарского искусства еще находится во власти звона и не приступает к трапезе. Потом не выдерживает. Цок-цок, орешек за орешком исчезает из баночки, только шелуха отлетает в сторону. В цепких коготках лесной гостьи крепко сидит лакомый круглыш, а острые зубки быстро-быстро стачивают каждый орех сверху донизу…

Пора и звонарю прерваться. Обеденный час. Время бежит незаметно…

В плеске волн своя мелодия, свой ритм.

Звонарь любил сидеть на берегу моря, на каком-нибудь отшлифованном плоском камне, смотреть в открытое водно-серебристое пространство и слушать стихию. Плавно накатывает волна-плеск! – пенится у берега; за ней – вторая, третья… плеск-плеск… и все с одним и тем же интервалом, с одинаковым шуршанием о прибрежную гальку. Прилив-отлив, снова прилив… Кажется, что море тихо мурлычет самому себе что-то под нос, не обращая ни на кого внимания. «Плеск-плеск, прилив-отлив…»

Сла-ва, сла-ва, Гос-по-ду сла-ва! – Подбирает звонарь ритмический рисунок к плеску волн. И стихия славит Творца, и плавно в такт ударяет волнами о берег. Морской благовест!

Скоро покажется на горизонте большой белый корабль. Звонарь выбирал всегда одно и то же время для прогулки и уже знал, какие события будут разворачиваться перед его глазами. Корабли ходили здесь строго по расписанию.

Вот слышится гудок и следом один громкий удар в колокол. «Хорошо рында звучит, как набат!», – почти автоматически проносится в голове звонаря. Показалось величавое белоснежное чудо. Многоэтажное корабельное существо, наполненное жизнью. Сколько разных судеб, сколько сердец бьется в каждой каюте, за каждым маленьким, почти невидимым оконцем иллюминатора!.. Быстрее побежали волны к берегу, вода будто вся всколыхнулась, запенилась и с шумным плеском вырвалась на сушу. Морская звонница использует всю свою голосовую палитру, и звуки моря затопляют бесконечно синий простор вокруг.