Ирина Пиляр - Гельсингфорсские перезвоны

– Ты, малыш, не переживай! – вступил в разговор соседний колокол (из новых, свежеотлитых). – Мы все (пусть нас всего трое), – москвичи! И у нас есть своя замечательная «московская традиция» звонов. «Московские перезвоны» славятся своей быстротой, плясовыми подвижными ритмами, оптимистическим настроем и особой звонкостью!

– «Валдайцы и москвичи! – вдруг обратился ко всем самый большой, старый Благовестник, – завтра, в воскресение, 20….. года, – Благовестник смахнул слезу (-Надо же! До 3-го тысячелетия дожил!) – нам с вами предстоит играть совместный концерт для прихожан нашего храма города Гельсингфорса. Так, тряхнем же стариной, славные мои валдайцы! А „москвичам“ – в добрый колокольный путь и счастливого звона!»

Все колокола ответили дружным одобрительным звоном.

А потом вдруг заспорили совсем на другую тему.

Зазвонная группа. Три колокола.

Первый колокольчик:

– У меня такой высокий и красивый голос, с меня часто начинается весь звон. Наверное, я здесь самый необходимый колокольчик.

Третий колокольчик:

– Ну, ты сказал! Мы с тобой почти всегда вместе звоним. Вспомни: «Крайние – нижний-нижний-нижний удар, средний – пропуск!» Звон по московской традиции. У меня звучание пониже и покрасивее. Так что не ты, а я самый необходимый колокольчик.

Средний колокольчик:

– Извините, друзья! Я формирую почерк звона, если даже и ценой своих пропусков. Зато – какие форшлаги я даю, как мной только одним и управляют, когда производят верхний удар в трели! Нет, у меня самая важная функция на звоннице!

Подзвонная группа. Три колокола.

Самый тяжелый из подзвонных:

— Вы маленькие колокола, а потому наши меньшие братья, хоть и исполняет на вас звонарь самые интересные рисунки, и зазываете вы людей, и привлекаете их внимание… Зато вы просто висите на балке и к вам прикреплены обычные, ничем не примечательные веревочки… А мы прикрепляемся при помощи струн (!) к специальному столбику по левую руку звонаря. И вносим настоящее разнообразие в колокольный звон. Именно наши ритмические рисунки и определяют традицию колокольного звона: Ростовскую, традицию Новодевичьего монастыря или Суздальскую, или Ярославскую… Их много, традиций. А нас всего три. Вот, и наша значимость очевидна. Разве не так? Скажи ты нам, Благовестник? Что же ты все молчишь и молчишь? Колокола встрепенулись, переглянулись и все посмотрели на самый большой и молчаливый Колокол на всей звоннице.

Благовестник:

– Да что вы, братья! Что я вам могу сказать! Я же под ногой у звонаря: мерные одиночные удары – вот все, что я могу! А вы трезвоните, вы заливаетесь трелями, от вас идет вся красота! И не спрашивайте меня…

А зазвонные и подзвонныеколокольчики вдруг низко опустили свои золотистые головки. «Благовестник – это ведь главный колокол. Он несет Благую Весть, первый сообщает о начале богослужения и первый отмечает все его главные моменты! Он же Благовестник!» – так или очень похоже подумали все другие колокольчики, вместе или поочередно, один за другим. Как бы там не было, но им вдруг стало очень стыдно и неудобно из-за своего спора «кто важнее?». И они с удивлением и радостью еще раз посмотрели на колокол Благовестник и решили тоже исполнять свой долг тихо (хотя и со звоном) и без лишних громких слов.

Никто не слышал, как глубокими осенними ночами на церковном дворе грустно позванивали маленькие колокольчики. Человеческого жилья поблизости не было. Вокруг храма ютилось кладбище, а сосновая аллея, начинавшаяся прямо за калиткой, вела на морское побережье.

Холодное северное море сливалось с ночным небом и были неразличимы. Только иногда море выдавало себя неожиданными всплесками: то ли от дуновения полусонного ветра, то ли от собственных неспокойных сновидений.

Вздрогнет море, волны, точно мурашки по телу, взволнуют поверхность, и снова выравнивается морская гладь, и смыкаются крепким сном усталые глаза…

Белки и зайцы в обилии населяли весь сосново-березовый мир неподалеку, а также буйно разросшиеся кустарники на пригорках. Сейчас эти зверьки спали без задних ног, намаявшись за день в поисках пропитания, в вечном беге по аллеям и отчаянных прыжках сверху вниз и снизу вверх по высоким стволам.

Даже неугомонные чайки, со своими несмолкаемыми гортанными переговорами, вдруг затихли, замерли до утра, собравшись в кружок и согревая друг друга.

Чей же сон был крепче всех? Укрытые беседкой, защищенные стенами родного храма, мирно почивали средние и большой колокола. Они не страдали бессонницей и с наступлением позднего часа мгновенно проваливались в свои удивительно мелодичные сны.

А вот у чутких и нежных зазвонных колокольчиков сон наступал нескоро и был очень-очень тревожным. Снился ли им старый звонарь, странную и непонятную жизнь которого они пытались разгадать даже во сне? Или еще что-то волновало их отзывчивые и бесхитростные колокольные сердечки…

Но просыпались они часто, смотрели печально друг на друга и тихо позванивали, стараясь не разбудить старших братьев. Просто в эти ночные минуты звоны сами рвались из души, выражая грусть и смятение…

Ночное время было не только для сна. Где-то в городе затерялся многоокий большой дом, похожий на все другие дома по соседству. Только те дома спали, а этот словно одноглазый великан смотрел в ночь одним светящимся оком.

В звонарской комнате горела лампадка. Освещались все лики и образа небольшого иконостаса в красном углу. Звонарь стоял на коленях. Рядом стопкой лежали простые школьные тетрадки, все исписанные людскими именами.

Молитва наполняла ночь. Звуков не было, но тишина становилась живой и осмысленной. Время растворялось в воздухе, и кусочек вечности проникал в комнату.

«Господи помилуй – Господи помилуй – Господи помилуй…»

Неизвестно, как долго продолжались ночные бдения, только в доме делалось теплее от горячей молитвы, и все четче и ярче прорисовывались лики святых на старых иконах.

За окном просыпался день. Неожиданно наступала минута, когда сплошное темное небо сначала сереет, потом светлых полосок становится все больше и больше, и в серовато-белесом цвете вдруг проступают очертания соседних домов и причудливые силуэты безлистных деревьев. Рассвет постепенно набирает силу и уступает место новому осеннему дню.

«Покров, сегодня Покров день, любимый осенний праздник!» Звонарь торопился на утреннее богослужение. Уличные звуки привычным трезвоном оглашали окрестности: дзынь-дзынь – пробежал по рельсам зеленый трамвай; у-у-у – просигналила нетерпеливая поливальная машина; тук-тук – простучали по асфальту тонкие женские каблучки…