Андрей Глебов - Ловушка для Хамелеона

Услышав своё имя, субтильный полубрюнет (волосы на лысом черепе сохранились лишь на височных и затылочных участках) осклабился рафинадной улыбкой, напустив на узкое чело фальшивое достоинство султана Блистательной порты.

– Смотри, какое у человека олимпийское спокойствие! А ведь он тоже горячий парень! Бакинский джигит!

Сахарные куски под тонкой ниточкой щегольских усиков блеснули ещё ослепительней, гармонично-органично дополнив белизну костюмной тройки своего хозяина.

Керашвили загрёб зеркало, глянул на смуглого Джаббарлы в белых одеждах и нехотя согласился.

– Горячый, горячый! Белый, белый!

Лысеющий франт по щенячьи взвизгнул, зацокал языком и закачал головой.

– Товарищ Саахов говорил так, – и он выкатил свои глаза маслины, копируя известный киноперсонаж. – Белый, белый! Совсем горячий!

Удачная пародия вызвала общий смех, который прервал зычный голос.

– Концерт окончен!

Лицо Хомякова, загородившего собой вход, было безжизненно-сурово. Назначенный старшим над абитуриентами из числа гражданских лиц, он усердствовал на полученной должности с чрезмерным прилежанием.

– Время! – Хомяков постучал указательным пальцем по стеклу наручных часов. – Выходи на построение!

– Р-р-раз, раз, раз, два, три! – упоительно командовал он через пять минут, идя рядом со строем с выражением существенного превосходства над теми, что маршировали под его началом.

Хомяков был уверен в себе и твёрдо знал, что кого-кого, а уже его-то всенепременнейше зачислят в ВКШ. Вне всяких сомнений! Главной причиной его убеждённости была моральная поддержка старшины Носова, обещавшего замолвить за него словечко перед руководством курса. Как-то незаметно для себя он возложил на свои плечи бремя вершителя судеб и с многозначительной миной вещал: «От моих рекомендаций зависит ваше поступление в школу». Но никто, кроме самого Хомякова, эти заявления всерьёз не воспринимал.

– Левой, левой, левой! – воодушевлённо покрикивал самоуверенный служака на партикулярную когорту, вверенную ему на временное попечительство. – Первая шеренга! Не тянуть ногу!

– Не указывай, как ходить! – отреагировал правофланговый.

– Разговорчики!

– Не визжи!

Хомяков поджал губы. У него пока не было настоящей власти, чтобы проучить нахального гренадёра, возглавлявшего строй. «Ничего… Я тебе припомню!». А пока мелкому хищнику только и оставалось копить обиды и точить кинжал мести.

– Жучишь Моську? – спросил Русанов у высокого парня.

– Таких сразу на место ставить надо! Вздумал меня учить шагистике! Я из дивизии Дзержинского! На моём счету 2 парада на Красной площади и три участия в гонках на лафетах!

– Соревнования?

Сосед по строю посмотрел на Русанова, оценивая глубину короткого вопроса и внёс ясность.

– Правительственные похороны!

– Прекратить базар в строю! – прикрикнул Хомяков, делая грозные глаза и получив в ответ: «Не верещи!», окончательно оставил попытки навести мёртвую тишину.

Он довёл отряд до пищеблока и дал команду зайти в помещение. Вместе с гражданскими абитуриентами 9-го факультета в столовую вошли военные, боевой порядок которых составлял вторую часть общего строя. Их напор и натиск позволил занять за столами ключевые позиции. Поближе к бачкам с пищей.

Гражданские, успевшие отвыкнуть как от борьбы за лучшие места, так и от грубой солдатской еды, вели себя королевскими фазанами, попавшими в курятник. Они держались несколько особняком, разборчиво ковырялись в мисках, морщились на харчи и шли в буфет, оставляя недоеденные порции. Служивым их поведение не нравилось, и трещина между двумя группировками продолжала уверенно увеличиваться, расширяя границы отчуждения.

Русанов съел пару ложек клейкой перловки, сделал несколько глотков бурой жидкости, маскирующейся под чай, и направился в буфет купить лимонных вафель и бутылку «Буратино». К его спине липли недружественные взгляды вояк. Их можно было понять. Карманных денег у них, считай, и не было, и позволить себе роскошь кулинарных изысков могли только единицы.

Ликвидировав чувство голода и выкурив после завтрака сигарету, Русанов стал готовиться к предстоящей консультации по истории. Достав вопросник и общую тетрадь в 48 листов, он сунул во внутренний карман пиджака шариковую ручку. Сборы были недолги.

– Максим, ты историю хорошо знаэшь? – Керашвили расчёсывал пробор, любуясь орлиным ликом в зеркало.

– Основные даты и события. Боишься, что провалишь?

– Я нэ боюсь! Зачэм? – тбилисец шумно продул зубья расчёски и сунул её в нагрудной карман. – Я знаю, я экзамэн сдам!

– Откуда такая уверенность, Заза?

Керашвили нагнал на себя туманную таинственность кавказского хребта, а затём выпустил облачко мудрости горского долгожителя.

– У меня талисман! Понимаэшь? – он бережно провёл своей волосатой ручищей по томику «Витязя в тигровой шкуре». – Мне это отэц подарил, когда узнал, что я поеду поступать в Москву! А отцу – его отэц! Вот!

– Фамильная ценность. – резюмировал Русанов.

– Балшая цэнность! Тут эсть такиэ слова, которыэ как молитва помогут!

– Прочитал как заговор от напасти и пронесло? Так что ли?

– Что-то примэрно вродэ! – Керашвили поболтал в воздухе лохматой дланью. – Жалко, ты по-грузынски нэ понимаэшь, – он ласково погладил обложку и аккуратно положил реликвию в верхний ящик тумбочки. – Пойдём, покурим?

– Я уже.

– У меня «Мальборо»!

– Да хоть сигары от Фиделя!

Керавшвили задержался на пороге, осмысливая фразу Русанова, но цепь его интеллектуальных манёвров разорвал таран Джаббарлы, произведённый яйцевидной головой в возникшее на пути препятствие.

– Вьи-и-и! – взвизгнул франт, наткнувшись на препону, и слетел с порога вниз, едва не грохнув оземь. – Пропусти, Заза!

– Куда так нэсёшься? – Керашвили вышел наружу, поправляя на пупе рубаху. – Гонятся за тобой? – он окинул взглядом плац, но ничего подозрительного не обнаружил.

– На консультацию спешу! – крикнул бакинец и скрылся в вагончике.

Керашвили изумился и сверился с часами. В запасе была ещё добрая четверть часа.

Джаббарлы, понятное дело, соврал. Наколка – друг чекиста! Влетев в коморку на пушечном ядре острой потребности, он раскрыл свою тумбочку и, пошарив в ней рукой, издал звук раздосадованного грифа, из-под носа которого гиена утащила его законную добычу.

Ругнувшись по-азербайджански, он крутнулся юлой на каблуках белых остроносых туфель и замер, вцепившись зрачками в тетрадь Русанова. Резко, словно желая нанести укол шпагой, он выбросил вперёд правую руку и засипел.

– Дай, а?!

– Чего? – Русанов, пока не совсем понимал, что именно у него не то требуют, не то просят.