Талгат Галиуллин - Избранные произведения. Том 2. Повести, рассказы

В порядочный среде не принято обижать или критиковать родные места. Каждый уголок земли имеет свои прелести и что-то неповторимое, что греет душу. Ни родителей, ни нацию, ни место рождения мы не выбираем. Всё это даётся нам свыше, по воле Аллаха.

Правда, в бравые студенческие годы, когда запросто хватаешь звёзды с неба и фамильярно подмигиваешь лунной девушке Зухре, приходилось доставлять себе удовольствие, ругая своих предков на чём свет стоит за то, что вздумали поселиться в каком-то крапивнике, посреди дремучего леса. Это случалось в каникулы, когда в пронзительные холода, снежные бураны или в летний зной, добираясь до дома, приходилось часами сидеть на обочине дороги в ожидании попутной машины, трактора или хотя бы повозки. «Неужели не нашлось нескольких тысяч гектаров плодородной земли на берегу речки с богатыми рыбными запасами, например, возле Чулмана-Нократа, в окрестностях Чистополя или вблизи Нурлата рядом с железной дорогой?» – думал я тогда. Когда же ожидание «средств передвижения» становилось нестерпимо долгим, а холод пронизывал всё тело, молодая память с присущей ей категоричностью начинала углубляться в историю: «И надо же было нашим предкам покинуть тёплые края, где они вдоволь могли насладиться выращенными в своих садах виноградом, арбузами, дынями, хурмой и другими вкусными плодами, и переселиться в менее удобные для жизни северные районы с коротким, как шальная юность, летом, с долгой, как одинокая старость, зимой. Неужели нельзя было найти общий язык с воинственными хазарами, у которых, кстати, и язык близкий, тюркский, принять их условия (ведь повинную голову и меч не сечёт) и остаться на побережье Каспия, в Приазовье, на Таманском полуострове? Так нет же, за своей тяжёлой судьбой аж до Средней Волги добрались! Останься они в тёплых краях, президенты всего мира сейчас сами бы к нам приезжали погреться, позагорать под южным солнцем».

Хоть я и ворчал так на своих предков тихонечко, про себя, за то, что тёплые края они поменяли на климат с холодной зимой, но это настроение было лишь временным. Никогда, даже в мыслях, по большому счёту я не отрекался от родных мест. Когда позже мне доводилось бывать в разных странах, на разных широтах, я всегда начинал тосковать по скромной, подобно не приукрашенной косметикой девушке, природе Татарстана, по её глубоководным рекам, по бескрайним просторам лугов. Топча выжженную шестидесятиградусным зноем землю Саудовской Аравии, состоящую из красной глины, которая у нас годится только для изготовления красного кирпича, её каменистые, без единой травинки дороги, совершенно голые горы, начинаешь особенно ценить нашу разнообразную, богатую сочными красками природу. В мае она напоминает только начинающую формироваться школьницу-старшеклассницу, в июне – это стеснительная молодка, в июле-августе – это зрелая женщина, пышно расцветшая, не вмещающаяся в одежды, октябрь, январь… – каждый период имеет свои краски и прекрасен по-своему. Мы ещё до конца не осознаём, обладателями какого богатства являемся.

Сколько целебных источников таит в себе наша земля! А мы своих глав администраций и других ответственных руководителей почти что насильно отправляем на воды куда-нибудь в Чехию. Да если бы эти доходы оставить у себя, сколько новых отличных мест отдыха можно было бы соорудить. В Ульяновской области есть санаторий «Ундор» (от татарского «ындыр» – гумно). Говорят, вода там очень полезная. Реклама этой воды, видимо, поставлена на высоком современном уровне. В этом санатории отдыхают многие татарстанцы, особенно добытчики чёрного золота – «карамаевцы», но ирония состоит в том, что вода-то эта вытекает из наших недр, из Тетюшино. Значит, мы воду выпускаем, а кто-то на ней деньги делает.

Ах, извините, извините… кажется, я отвлёкся. Я ведь лишь хотел рассказать о мытарствах на пути в Кичкальню.

Итак, любое дело имеет свои плюсы, свои минусы, как барская любовь. Когда, благополучно пережив дорожные перепетии, наконец-то попадаешь в Кичкальню, то оттуда не скоро захочется в обратный путь… Во-первых, усталый, утомлённый, измученный после столь изнурительного пути, ты ещё долго будешь отходить… Во-вторых, гостеприимные сельчане ни за что не выпустят тебя, пока не угостят в каждом доме. А если начнёшь сетовать, что-де слишком далеко расположена ваша деревня, прямо-таки на краю земли, ни уехать, ни приехать, местные философы с вами никак не согласятся. «Ничего подобного, – скажут они, – мы не совсем на отшибе, например, с самого высокого дерева на холме можно увидеть, с одной стороны, чувашскую деревню Юхмачи, Базарные Матаки, Ульяновский Мелекесс, с другой стороны видны границы Самары. Когда существовал Билярский район, мы были почти в центре. Во всяком случае, налоговые инспектора и сейчас не считают путь к нам слишком дальним, прибывают точно в срок, день в день». Слава Аллаху, в деревне ещё есть старики-аксакалы, любящие неспеша, степенно излагать свои мысли, подставив свои шершавые лица ласковому ветерку, дующему со стороны Мулла-горы. В разговоре они не преминут добавить, что если в мире существуют всего две красивые деревни, то одна из них, «знамо дело», их Кичкальня.

Деревенские патриоты не любят трезвонить о том, что их некогда богатые леса вырубаются, гниют, в общем, находятся на грани уничтожения. Хвастаться тут нечем. Поляна душицы, долгое время угощавшая жителей деревни ароматным чаем, была распахана только ради выполнения плана посевных работ. Сейчас на ней ничего не растёт.

Нет уже и огромного старого дуба у подножия горы, где пробивается родник, – место объяснения влюблённых.

В своё время богатые леса, окружавшие деревню, были предметом зависти соседей. Таинственный, нагоняющий страх дремучий лес кормил, поил, одевал и согревал людей в военные голодные годы, спасая от смерти. Не счесть было в этих лесах различных ягод, грибов, орехов. Лес определял образ жизни людей, воспитывал их вкусы и взгляды на жизнь, сохраняя нравственные устои. Может быть, именно поэтому Кичкальня прославилась на всю округу не только своими пятистенными домами из ровных, как бусинки, плотно подогнанных жёлтых брёвен, с окнами на солнце, но и своими мастерами по плотницкому делу. Даже лапти, сплетённые нашими дедами, представляли собой произведение искусства из-за того, что у них всегда было в избытке исходного материала – липового лыка. Из той же липовой мочалки вили верёвки, арканы, ткали холсты, рогожу. Различные лукошки, приспособления для возделывания земли – грабли, вилы, сани, телеги – всё «приходило» из леса.

Конечно, могут быть деревни и без леса, но нет татарской деревни без воды, хотя бы небольшого ручейка, бьющего из глубины земли живительного ключа или родничка. Повезло Кичкальне и с этой точки зрения. Её омывают сразу две речки. Одна – та, что впадает в Малый Черемшан, которой суждено было вопросом «Откуда берёт начало река Мораса?» даже войти в школьные учебники. У кичкальнинских учеников ответ давно готов: «Из нашего леса, откуда же ещё. Сколько раз мы бывали возле его истока».