Владислав Белов - Несостоявшийся рассвет. За гранью. Повести

– Ты что это, Лида, с ума сошла?! Я за наших с тобой детей деньги не возьму. Ишь, чего удумала! Забери: тебе его ещё назад, вон сколько, везти надо. А в дороге деньги лишними не бывают. А за меня не волнуйся. Я – дома, да и трудодни скоро получу.

– Ну ладно. Не обижайся, Настя. Спасибо за всё.

На другой день мать поехала на попутной машине в Евгащино и привезла мне и Серёже по тёплому пальто и две пары валенок, а Анастасии с Катей – пуховые платки.

– Ну, зачем ты, Лида, так растратилась, – ворчала Анастасия, но от подарков не отказалась, чтобы не обидеть сестру.

Больше всех обновам, конечно, обрадовались я и Серёжа. Примерив пальто и валенки, мы сразу засобирались на улицу, чтобы показаться местным мальчишкам. Они катались на санках возле замёрзшей речки и встретили нас с большим интересом.

– Эй! Смотрите! «Грязнухи» пришли, – крикнул один из них.

«Грязнухами» прозвали семью Анастасии из-за фамилии и бедности, а заодно – и меня.

– Я тебе, Федун, сейчас покажу, кто из нас «грязнуха», – вскипел Серёжа.

Он бросился догонять мальчишку на голову выше себя, ухватил того за ворот и повалил в снег. Усевшись верхом, Серёжа ткнул его туда головой. Когда обидчик поднял голову с полным ртом снега, то окружившие их деревенские ребята разразились хохотом.

– Ну что, наелся? – спросил поверженного и опозоренного противника Серёжа. – Хочешь ещё попробовать?

– Отпусти, – промычал тот.

– Серёга! Дай ему ещё, – закричали ребята, – Будет знать, как к другим лезть!

– Ладно, хватит ему: лежачего не бьют, – ответил Серёжа, отпустил Федьку и стал отряхивать снег с нового пальто.

На следующее утро наступил день отъезда. Людей для поездки в Омск набралось немало. Шофёр, покрикивая на женщин с детьми, приказал им располагаться ближе к кабине, чтобы, не дай Бог, кто-нибудь не вылетел через задний борт. Сверху кузова был натянут на железные арки, приделанный к бортам машины брезент, который закрывался сзади наподобие двух штор. Поперёк – стояли длинные лавки для пассажиров, а в углу, возле кабины, – железная бочка, попахивающая бензином.

На прощание мы стали обнимать друг друга. Анастасия поцеловала меня и тайком перекрестила. Затем послышался нетерпеливый гудок и сердитый голос шофера: «Залезайте в машину! Ехать далеко. В кузове не курить: там стоит бензин». После его слов мать подхватила чемоданы, поставила их на деревянные доски открытого кузова и, взобравшись наверх, потащила к кабине. Подошёл шофёр. «Ну-ка давай, малый», – сказал он мне, подхватил за подмышки и помог взобраться наверх.

Затем послышался лязг закрывшегося заднего борта машины. Я стал пробираться между ног отъезжающих к матери и, добравшись до неё, уселся рядом на лавку. Анастасия с детьми продолжали махать руками, уже не видя нас в полумраке натянутого тента. Мотор машины затарахтел, и она медленно тронулась с места. Последнее, что я запомнил, это растерянное лицо Серёжи с поднятыми над головой руками.

Дорога в Омск показалась вначале приятной. Правда, не было света, но я вслушивался в надсадный вой мотора и представлял себе, как мы с матерью доберёмся до Омска, а потом сядем в настоящий поезд. В груди у меня всё пело от счастья. Я тесно прижался к матери, которая накрыла меня старой, драной шубейкой, отданной Анастасией для дороги.

– Тебе не холодно? – спросила она.

– Нет, – ответил я и спросил: – А на паровозе мы долго будем ехать?

– Долго. Очень долго, – почему-то вздохнула мать, но меня её ответ сразу успокоил.

– Это хорошо! Сережа сказал, что когда выучится на машиниста, то сможет приехать к нам. Знаешь, мам, я тоже решил стать машинистом. Тогда мы сможем приезжать друг к другу в гости. Правда?

– Для этого, сынок, надо хорошо учиться в школе.

– На одни пятерки?

– Да.

– А мне в школе учительница оценки не ставила и даже не проверяла задания. Говорила, что я ещё маленький, – пожаловался я.

– Ничего. На следующий год ты подрастёшь, и будешь учиться в Пятигорске.

– А Пятигорск большой город?

– Он не большой, но красивый. А ещё там очень высокие горы.

– До облаков?

– До облаков, – подтвердила мать.

Я замолчал, поражённый воображением. Таких высоких гор нигде в Окунево, и даже в Евгащино, мне не приходилось видеть. В темноте послышался плач грудного ребенка, а затем – рассерженный голос его матери:

– Мужики! Перестаньте дымить. Дышать нечем! Её поддержали другие женщины, словно пчелиный улей. В ответ мужчины поворчали, но стали курить по очереди, высовываясь сзади кузова между брезентовыми шторами.

Однако мороз крепчал, и теперь женщины стали ругаться на курящих, требуя вообще плотно закрыть брезент.

– Вот бабы! И так им не этак, и этак не так, – послышался шутливый голос молодого парня.

– А ты, видать, ещё никак не умеешь – раздался в темноте голос молодой женщины, и бабы поддержали её общим смехом.

Сконфуженный парень замолчал. Мужчины нехотя закрыли штору, но продолжали, покуривать втихаря, отчего табачный дым снова заполнил небольшое пространство кузова. Так, под истошный шум мотора, плачь младенца и переругивание женщин с курящими, я сладко заснул, положив голову на колени матери.

Проснулся неожиданно. К горлу подступала тошнота, болела голова, а шум мотора уже не казался успокаивающим. Наоборот, он с тревогой отдавался в моём теле и вместе с резкими толчками всей машины ослаблял силы. Сильно пахло бензином, запах которого и вызывал тошноту. Люди шумели, а некоторые стали стучать по кабине шофёра.

Тот остановил машину и подошел к заднему борту.

– Граждане, пассажиры!.. – начал он. Но разозлённые мужчины и испуганные женщины не хотели его слушать и потребовали немедленно открыть задний борт. Некоторых рвало, и мужчины закинули наверх обе брезентовые занавески. Ворвавшийся морозный воздух сразу принес облегчение.

Мать спрыгнула вниз, подхватила меня и поставила на заснеженную дорогу.

– Как ты себя чувствуешь, Владик? Тошнит? – обеспокоенно спросила она.

– Тошнит! И голова разболелась.

– Ах, ты мой бледненький… – внимательно всмотрелась она в моё лицо, а затем присела на корточки и поцеловала в щеку.

– Ты что же это, черт бородатый, нас отравить удумал?! – послышался рядом истеричный голос женщины с грудным ребенком на руках, которого она трясла, чтобы он не орал.

– Граждане! – снова попытался вступить со всеми в разговор шофер. – Так как же мы без бензина почти двести километров проедем. А? Куда мне эту бочку ставить?

– Это верно, – помолчав, согласились мужчины, и женщины сразу притихли.

– Значить так, гражданки, – обратился шофёр к женщинам. – Прошу шторы плотно не закрывать. Во время пути будем делать чаще остановки, чтобы выходить из машины проветриваться или «сходить до ветру». Кто с детьми, пересядьте ближе к заднему борту. А мне придётся ехать медленнее, чтобы вас не вытрясти. Всем понятно?