Владислав Белов - Несостоявшийся рассвет. Повесть

Каждому из нас обязательно хотелось потрогать колокольчик пальцем, и тётя Клава с удовольствием разрешила это сделать. Какой-то подбежавший балбес ухитрился за её спиной щёлкнуть по нему пальцем. Колокольчик ответил глухим жалобным звоном и сразу же замолк.

– Ах, ты, негодник! – пригрозила хулигану шваброй тётя Клава и поправила бант на деревянной ручке.

– Нравится? – спросила она.

– Да! – ответили мы хором.

Тут она посмотрела на висящие над тумбочкой часы, охнула и схватилась за ручку колокольчика.

– Вот дура-то! На две минуты урок задержала.

С растрёпанными волосами, в грязном синем халате, она начала громко звонить и кричать:

– Де-ети! На урок! На урок!

Но наши уроки уже закончились, и мы пошли домой под переливистый звон уже знакомого колокольчика. Остановившись, хором прокричали:

– Тетя Клава! До свиданья!

– До свидания, мои родненькие! – ответила она и утёрла платком своё усталое и потное лицо.

Дома встретила мать. С утра она сходила со мной в школу, побывала с остальными родителями на общей школьной линейке, заглянула в класс, где нас для знакомства собрала всех вместе Ирина Владимировна. После собрания мать поцеловала мою щеку и негромко сказала, ещё сидя рядом за партой:

– Владик! Слушайся учительницу, а я сейчас пойду домой и напеку тебе любимых блинчиков.

– Со сметаной?

– И с вареньем, – добавила она, – если ты будешь хорошо учиться.

– Вот здорово! – воскликнул я.

– Тише, – приложила она палец к губам и вышла из-за парты. – Ирина Владимировна, до свиданья! – попыталась попрощаться мать с учительницей, восседавшей, как на троне, за своим столом. Усыпанная букетами цветов и подарками, та не расслышала её слов и продолжала разговаривать с подошедшими к ней родителями. Мать безнадежно махнула рукой, ещё раз погладила меня по наголо подстриженной голове и направилась к двери со словами:

– Будь умницей.

Дома, как и обещала, она встретила блинами и даже сварила любимое мною какао. Матери нравилось готовить для меня, и у неё всегда всё получалось очень вкусно и быстро. Я хорошо помню, как, накрыв стол, она обычно садилась напротив, наблюдая, как я ем, и в её голубых глазах светилась радость материнского счастья.

Так было и в этот раз. Я ел и увлечённо рассказывал о новых впечатлениях: об учительнице, о школе и, конечно, о тёте Клаве, которая разрешила нам потрогать звонок.

– Знаешь, мам, он такой красивый и с красным бантом, – говорил я, успевая уплетать за обе щеки очередной блин, – а на нём нарисован орёл с двумя головами. Разве такие бывают?

Я вопросительно посмотрел в её глаза, глядящими на меня с любовью.

– Бывают, сынок. Тебе ещё налить какао?

– Нет, ты скажи честно, мама. Бывают? – заметив её безразличие к двуглавому орлу, стал допытываться я.

Надо сказать, что по грамотности мать далеко не ушла от отчима. Несмотря на то, что она выросла в детском доме, ей, как и ему, дали начальное четырехклассное образование. Но, если отчим во многих бытовых вопросах доходил своим пытливым умом, а иногда и просто смекалкой, мать такими способностями не обладала.

Призадумавшись, она ответила, что таких орлов не видела, но вот в сказках бывают Змеи Горынычи и с тремя головами.

– Вот выучишься, научишься читать сказки…

– Да, такие сказки, мама, я давно знаю! Нас ещё в Окунево ими Настя пугала перед сном. А вот, на самом деле, бывают?

– Не знаю, сынок. Для того ты и в школу пошёл. Я ведь всего четыре класса окончила, а тебе, чтобы всё узнать, надо обязательно выучиться до конца. Не зря говорят: «Ученье – свет, а неученье – тьма». Запомни, Владик. Главное для тебя – это хорошо учиться. А то будешь, как мы с отцом, работать с утра до ночи.

– Я лётчиком хочу стать, – вырвалось у меня. Мать немного смутилась и посмотрела пытливым взглядом.

– И лётчиком, и врачом, и даже учителем сможешь стать, если закончишь хорошо школу. Ты мне обещаешь?

– Да, – ответил я, – мне нравиться учиться.

– Ну и молодец. А теперь иди и погуляй на улице, пока я здесь приберусь. Завтра мне рано вставать на работу.

На улице было здорово! Но в ещё не полностью заселённом бараке не появились мальчишки, с которыми я мог бы познакомиться и играть. Правда, приехали две девчонки, но они были старше меня. Их я и увидел, когда появился на входных ступеньках нашего барака. Они сидели на длинном бревне, оставленном строителями недалеко от входа. За бревном начиналась буйная поросль бурьяна с крапивой, среди которой голубыми глазками выглядывали неизвестные мне цветы с крупными зелёными листьями.

Заметив меня, девчонки о чём-то зашептались и тихо захихикали. Конечно, разговаривать с ними после такой наглости не имело смысла, и я так и остался стоять на последней ступеньке. На всякий случай даже отвернулся от них и стал смотреть далеко вперёд. При этом я принялся насвистывать знакомую мелодию.

– Эй ты, свистун! Тебя как зовут? – неожиданно обратилась одна из тех, что была постарше. – Ты, случайно, не из первой квартиры?

Отвечать мне не хотелось, но, взвесив всё за и против (говорить всё равно было не с кем), назвал свое имя.

– Владик? – переспросила девчонка помладше. – Валя! – обратилась она к старшей подруге, показывая на меня пальцем. – Это же Владик-оладик! – и громко рассмеялась.

Зная по опыту, что прозвище может «приклеиться» сходу, если я начну злиться или, ещё хуже, возражать, я подошел к ним и сел рядом на обтёсанное бревно. Мне хотелось показать, что их насмешки меня ничуть не задели и что я не такой уж маленький, чтобы обижаться на прозвище. Войдя в роль и подражая Коляну, я спросил:

– А загадку хотите отгадать?

– Какую? – заинтересовались мои обидчицы.

– Вот отгадайте: что делает мальчик на девочки? Подружки переглянулись и дружно рассмеялись:

– Конечно, читает, Оладик! Я разинул рот от изумления, а они стали издеваться надо мной:

– Это тебе сегодня в школе такую загадку загадывали? – насмешливо спросила Валька. – А в какой класс ты пошёл?

– В первый, – последовал мой обескураженный ответ.

– Валя! Ты смотри, чему их там учат? – продолжала измываться младшая подруга.

– Да ну вас! – подскочил я с бревна. – Мне пора уроки учить.

– Иди, иди. Да не забудь правильный ответ написать, тогда сразу в восьмой класс переведут.

Проклиная всё на свете, я заскочил в комнату, где мать уже гладила постиранное с утра белье. Она не заметила мое негодование, так как стояла ко мне спиной.

– Погулял?

– Да, – стараясь скрыть обозлённость, буркнул я.

– Там, наверное, и погулять не с кем. Ничего. Потерпи немножко. В следующее воскресенье, говорят, сразу четыре семьи заселяются.