Владислав Белов - Несостоявшийся рассвет. Повесть

Так было и в этот раз. Выбежав во двор сразу после звонка, наш класс, делясь друг с другом впечатлениями об уроке, стал расходиться по домам.

Чтобы посетить врача, мать отпросилась с работы, а рано утром повезла меня в городскую поликлинику. Но там уже было много народа, и мы около двух часов просидели в очереди. Врачом оказалась довольно грубая пожилая женщина в белом халате. Она сидела за небольшим столом. Рядом с ней стояла накрытая белой простынёй тумбочка. На ней лежал поднос с всевозможными блестящими инструментами, от одного вида которых мне сделалось дурно: я представил каждый из них в своём ухе.

– Ну что там у вас? – сухо обратилась врач к матери.

Та стала рассказывать историю моего заболевания. Продолжая слушать, женщина вставила в моё ухо холодную металлическую трубочку, опустила прикреплённое к голове круглое зеркало и склонилась надо мной. Затем она намотала кусочек ваты на длинную спицу и вставила её через отверстие трубочке. Я зажмурил глаза от страха и слегка отодвинул голову.

– Сиди спокойно! – приказала врач и притянула мою голову к себе за мочку уха.

Когда она почистила его от скопившегося гноя и проделала то же самое с другим ухом, хмыкнула:

– Всё понятно…

– Скажите, доктор, – нерешительно и с теплившейся надеждой в голосе обратилась к ней мать, – что-нибудь можно сделать?

Врач ответила не сразу и молча достала из шкафа большую клизму.

– Будем вдувать стрептоцид. Десять дней. Другого средства пока не придумали. Затем она оттянула мочку уха, засунула в него наконечник клизмы и вдула туда какой-то белый порошок. То же самое она проделала и со вторым ухом. Процедура оказалась не из приятных. От сильной и мощной струи выброшенного порошка из клизмы и страшного шума у меня навернулись слезы.

– Ничего. Терпи. Будешь ходить ко мне каждый день. А плакать нечего. Это совсем не больно, – отчитала меня врач и стала что-то записывать в медицинскую карту. – Можете идти. Зина, зови следующих, – приказала она медсестре.

На другой день наш класс с нетерпением ждал урока арифметики. По расписанию он был вторым, и на перемене, не выходя из помещения, все оживленно обсуждали, кому и какая может достаться отметка. Я был спокоен, рассчитывая получить пятёрку или, в крайнем случае, четвёрку. Прозвенел звонок. Как всегда, строгая и подтянутая, вошла Ирина Владимировна.

После приветствия она прошлась между партами и сделала замечание Бурдакову Юрке: у того был растрёпанный вид и грязные руки. Затем села за стол, проверила по журналу присутствующих и положила руку на принесённую ею стопку наших тетрадей. Мы замерли.

«А теперь, – сказала Ирина Владимировна, – поговорим о наших первых оценках. Можно смело сказать, что большая часть из вас неплохо справилась с классным заданием. И это хорошо. Но меня огорчили те учащиеся, которые, на мой взгляд, могли бы выполнить нашу классную работу на отлично или на четвёрку. Сейчас я не буду называть имена этих учеников. Первый блин, как говорится, комом. Я просто раздам вам тетради на руки, чтобы каждый сам увидел свою оценку и сделал правильный вывод. А потом мы продолжим урок арифметики».

С этими словами Ирина Владимировна раздала тетради. В классе постепенно стало нарастать оживление по мере того, как очередной ученик открывал свою тетрадь.

– У меня «четвёрка», – важно объявил со второй парты Киселёв Игорь.

– Ребята! У меня тоже! – почти заорал его сосед. – Вот не думал!

Посыпались и пятёрки, владельцы которых не только громко хвастались соседям, но и подпрыгивали на своих партах. Но некоторые ученики, открыв тетрадь, молчали и сразу же закрывали её, озираясь на товарищей.

Дошла очередь и до меня. Я взял свою работу и, ничего плохого не подозревая, открыл тетрадь. В ней красовалась не ожидаемая мною «пятёрка» и даже не «четвёрка»! Там стояла жирная «тройка»! Я захлопнул тетрадь и почувствовал, как меня бросило в жар. Не веря глазам, но теперь уже осторожно, открыл её снова, но наглая тройка от этого не исчезла. Тогда я сунул тетрадь в портфель, испугавшись, что кто-нибудь захочет посмотреть мою оценку. Тяжело вздохнув, как бы с безразличным видом, я стал разглядывать лица одноклассников. Среди них теперь можно было легко угадать своих сотоварищей по несчастью.

Впоследствии, я вырвал этот злополучный листок с тройкой, чтобы, не дай бог, её не увидела мать или обрадованный моим неуспехом отчим. После экзекуции над тройкой тетрадка стала расползаться, и я, со временем, выбросил её, как страшный сон из головы. Однако это событие, связанное с получением первой оценки в моей жизни, выбросить из памяти, как разлетевшуюся тетрадь, мне не удалось до сих пор.

Шло время. Я обзавелся новыми друзьями. Конечно, в первую очередь, это были одноклассники или ровесники из параллельного класса. Больше всех я сошёлся с Виталькой Головко. Нам было по дороге из школы, и вместе с его братом Димкой мы проделывали каждый день один и тот же путь до моих бараков. Дальше ребята шли сами.

Я любил приходить к ним в гости по выходным дням. Их просторный дом и двор располагались в тупике неасфальтированной улицы. Здесь росла невысокая трава, что позволяло использовать улицу в качестве игровой площадки. По этой причине у Виталькиного двора часто собирались местные мальчишки и, когда было сухо, устраивали всевозможные игры: в городки, футбол, рюшки, в слона или козла.

На заросшем бурьяном поле перед моим бараком играть в такие игры было невозможно. Даже пригласить друзей в свою небольшую комнату, заставленную мебелью, я не мог. Да и мать требовала, чтобы в дома были чистота и порядок. Поэтому Виталик приходил ко мне в гости редко и мимоходом. Привыкший к простору, он долго не задерживался и, обычно, приглашал играть к себе.

Мой новый друг был сообразительным и способным пацаном. Никто лучше его не играл в городки и рюшки. Не было ему равных и на уроке по физкультуре. Кроме того, он обучался в детской музыкальной школе. Учился везде легко, благодаря своим природным способностям. По натуре беззлобный, ловкий и весёлый, он притягивал к себе ребят и был прирождённым лидером. Помню, я завидовал ему. Но между нами царили только дух соперничества и искренней дружбы. Как показала жизнь, общение с ним научило меня многому.

В своём дворе и в доме напротив я тоже нашёл друзей. Это были Витька Федоренко и Володька Загруднов из параллельного класса. Вовка жил через улицу в собственном доме. Его мать официально считалась разведённой, и у неё, время от времени, появлялись сожители, которых она требовала от послушного сына называть папами. По натуре мечтательный и, я бы сказал, нежный мальчик, очень похожий на свою мать, Вовка легко вписывался в нашу компанию с Витькой. Его не надо было уговаривать, чтобы он вышел поиграть на улицу или сходить прогуляться по окрестностям Новопятигорска. Часто оставаясь дома один, он с удовольствием общался с нами.