Нина Охард - Как потопить «Титаник»

На самом деле в том, что я еду с Игорем был один положительный момент. Муж, обычно ревнующий меня ко всем и всему, не считает в Игоря конкурентом. Он прекрасно понимает, что шансов затащить меня в постель у любого марсельского бомжа в разы больше чем у Игоря.

Начало нашей поездки было предсказуемым. Мы договорились встретиться полдесятого у стойки регистрации, Игорь позвонил в девять, сказав, что он уже зарегистрировался и идет к посадочному выходу. Я не удивилась и не расстроилась. Всего-то проблема – будем сидеть порознь.

У нас пересадка в Париже. Три часа мы должны провести вместе, найдя какие-то нейтральные темы для разговора. Устав от вынужденного длительного общения с Игорем я отправляюсь на безуспешные поиски бесплатного кофе. Я спокойно и равнодушно смотрю на разномастную толпу пассажиров, не интересуюсь витринами магазинов, не захожу в кафе. Я пытаюсь вернуться в прошлое, вспоминаю, когда была здесь последний раз, восстанавливая в памяти события и впечатления. Погуляв по длинным переходам, я натягиваю маску разочарования, делая вид, что

расстроена тем, что вернулась ни с чем. Игорь ехидно язвит:

– Халявного кофе в Европе не бывает.

– Бывает! В Мюнхене есть. Мы зимой пили, – возражаю я, – и здесь тоже был раньше, я пила, когда летала в штаты.

– И когда это было?

– В 2001 году, – спокойно отвечаю я.

– Пятнадцать лет назад, – иронизирует Игорь.

Цифра кажется астрономической, и я размышляю, насколько наше прошлое влияет на настоящее.

Странное существо человек. Он может освоить сложнейшие разделы квантовой механики или различать мельчайшие детали клеточной атипии, но совершенно не ориентироваться в банальных вещах. Почему-то самые простые и, казалось бы, понятные вещи становятся самыми сложными для человеческого восприятия.

Я смотрю на Игоря и размышляю, почему он совершенно не боится подвоха с моей стороны, хотя сам постоянно поступает подло?

Ничто не ценится так сильно и не теряется так больно как наши собственные иллюзии. Мы стискиваем ручонками наш хрупкий иллюзорный мир с такой силой, что он крошится, распадаясь на мелкие осколки, больно впивающиеся в душу и причиняющие массу страданий. В тоже время нет вещи более бессмысленной, чем иллюзия. Она лишает нас адекватности, заставляя верить в невозможное, толкает на безумные поступки, лишая предосторожности и предусмотрительности. Она сводит нас с ума. Тем ни менее мы создаем себе иллюзии, и каждый раз, слыша, как они разбиваются о жесткую поверхность реалий, проклинаем не себя, а всех тех, кто посмел их разрушить.

– Ты мне еще позвонишь, попросишь о помощи! – кричим мы в телефонную трубку, забывая о том, что в нашем продажном мире любую непрофессиональную помощь, с ее условной бесплатностью, легко можно заменить на профессиональную, за вполне приемлемую цену.

Однако мы ждем, вздрагивая от любого звонка, когда же, наконец, о нас вспомнят. Горько рыдаем, проклиная за неблагодарность, хотя, по сути, проклинать нужно себя за глупые, ненадежные, безвозвратно утраченные иллюзии.

Я уже давно не возводила воздушных замков. Жить без них было проще и спокойнее. Нет надежд – нет разочарований.

Холодный марсельский ветер и серые немытые фасады зданий тоже не помогали их создать. Все это напоминало молодость, прошедшую в Питере, и не вызывало ностальгии.

Игорь светится от счастья, повторяя, что ему все здесь нравится, и он хочет здесь жить. «Да кому ты здесь нужен, оглянись вокруг?! Видишь эти темные не от загара лица? Они тоже хотят. Будешь стоять за ними в очереди?» – думаю я и, молча, улыбаюсь.

Побродив кругами мы, наконец, добираемся до офиса и знакомимся с командой французов.

Когда ее представили, имя прозвучало как «ангел», но она Анне-Гаелле. Я бы не назвала ее красивой или фигуристой. Возможно, даже к привлекательным женщинам ее отнести сложно. Тем ни менее, у нее яркая и запоминающаяся внешность. Она еще молодая женщина с уже немного расползшейся в разных частях фигурой. Знаний в предметной области я у нее не обнаружила, но, наверное, в них нет необходимости – она прожект менеджер.

Думаю, что она считает себя и умной, и красивой, и грамотной. Как, впрочем, и большинство людей на земле. Она ведет себя корректно, не разбрасываясь своими чувствами или эмоциями напоказ.

Вообще это было очень странно, что руководить нашей работой будет женщина, потому что, так же как и я, она работает в коллективе, состоящем исключительно из мужчин. Она не ходит с нами обедать или пить кофе, не рассказывает о себе. Она ведет себя как маленькая королева в мужском коллективе, хотя кроме нее самой никто не замечает факта пребывания на троне. Окружающие мужчины скорее воспринимают ее как продвинутую секретаршу, поручая задачи организационного характера, не требующие предметных знаний.

Арно больше походит на героя – любовника в отставке, чем на прожект менеджера в солидной компании. Высокий, красивый с обаятельной голливудской улыбкой. Его глаза с тоской смотрят в окно на лазурный берег, где в тумане виднеется крепость острова Иф. Работа его не интересует. Совсем. «У нас на этом проекте двадцать прожект менеджеров», – отмахивается он от вопросов, даже не пытаясь оправдать свою некомпетентность. Впрочем, что его интересует, я не могу понять. На вопрос, что посмотреть в Марселе, он тоже не может ничего ответить, кроме того, что живет здесь двадцать лет и никуда не ходил. С трудом он выдает из себя информацию о каких-то пляжах, но в феврале это менее чем актуально. Зато он галантен, улыбчив, поит меня кофе и несет очаровательную бессмысленную пургу на плохом английском. Он прекрасно ориентируется в мелких бытовых вопросах, знает, кто где сидит и что где лежит. В этом он просто незаменим. Ко всему остальному он безразличен. Политика, сплетни, история тоже ему совершенно не интересны. При слове Россия он морщит лоб, пытаясь вспомнить хоть что-то известное ему об этой стране, но мозг возвращает пустые запросы, заставляя Арно глупо улыбаться и разводить руками. Впрочем похоже, что он привык ничего не знать, и его эта ситуация ничуть не смущает.

О, этот взгляд! По моей спине побежала мелкая дрожь. Невысокий коренастый мужчина с крупным лицом, украшенным квадратным подбородком щурит в дежурной улыбке свои голубые глаза. Так, наверное, смотрели ребята из «СС» на мирных жителей задавая дежурный вопрос: «Евреи коммунисты есть?».

– Тьерри, – представляется он, и я протягиваю руку, чтобы избежать французской традиции целовать женщину при встрече.

«Немка, да, Тьерри, я, почти на половину, немка, не нужно на меня так смотреть». Мои и бабушка, и дедушка стали русскими только милостью русского царя во время погромов 1914 года. Они даже фамилию не смогли сменить на русскую, оставили в ней немецкий корень «махер», а уж внешность или характер не убьешь и не спрячешь.