Александр Шляпин - ОХОТА НА ЦИКЛОПА

– Я вот, что хочу сказать тебе Ваня… Вы провинциалы, люди очень счастливые! Я в столице, даже в самом крутом оздоровительном центре, такого удовольствия не смогу получить. А бабки заплатишь такие, как ты говоришь – мама не горюй! А у тебя природа, березовые веники, пар так пар, а у нас – что? Ванна да душ с горячей водой. Ну к примеру – я задницу помою, а удовольствие – удовольствие где взять? А у вас, каждая баня, это Ваня, не только чистота и гигиена, но и душевное удовлетворение! Это понимаешь, особый русский ритуал. Очищение духа и тела, от всякой накопившейся за неделю скверны! – сказал Тимофеев, размышляя по— философски над бренностью тела и силе русского духа.

– Ты Тимофеевич, преувеличиваешь, вот для тебя наша баня, это экзотика! Ты даже представить не можешь, сколько за этим кайфом скрыто труда. Воды наноси, дров на год заготовь, веников заготовь. Зимой пару раз баню протопишь, и думаешь, – лучше бы в городе сидел бы в ванне. А если захочешь в сартир? Ты дома сел на теплый толчок и сиди детективчик почитывай. А у нас? У нас ты зимой сидишь, а ветер холодный в очко завывает, словно в пустую бутылку. Поверь мне, детективчик не почитаешь. А когда в самый разгар зимы, из толчка начинают вонючие «Гималаи» подниматься?! Тогда, чтобы погадить, тебе приходится кирпичи подкладывать, чтобы задницей своей на этот говняный Эверест не взойти. Это дорогой мой гость, уже не экзотика! Это такая – бытовуха. У нас от такой жизни, народ просто вешается., – сказал Селезнев сгущая краски местного бытия.– Давай еще по соточке вмажем, да лещиком копченым закусим! Вспоминать будешь мою баньку до конца своих дней! Я тебе обещаю, – сказал Иван, и вновь разлил в сосуды содержимое бутылок.

– Ваня, я все понял! Приезжай ко мне в столицу, я буду рад тебя в ванне искупать, а если хочешь, то можешь на толчке хоть целыми днями сидеть. Ты дружище, только не вешайся – сказал Тимофеев, и засмеялся, посасывая хребет жирного леща.– Мы еще поймать этого гада должны.

– Что Тимофеевич – смешно? Над чужим горем грех смеяться. Мне через два года на пенсию, а я все в капитанах хожу. Майора мне пока даже не светит. А тут еще киллер Афанасьева, со своими заморочками! Все блин как назло. За что, за что я так прогневил господа?! – спросил Селезнев, жалуясь на свою нелегкую ментовскую судьбу.

– Не серчай Ваня, вот найдем мы убийцу, получишь ты своего майора, и иди ты на свою пенсию, ловить рыбу. Что сидишь ты, как филин на березе, наливай пиво да водку, а то я уже замерзать начал? Может, повторим заход в парную?! – Спросил Тимофеевич, улыбаясь.

В эти минуты Селезнев вспомнил покойного майора. На его душе в одно мгновение стало просто не по себе. Что он заслужил за эти двадцать лет работы в ментовке —майора?! А может просто оставаться человеком? Что он мог оставить хорошего о себе в минуту своего ухода из этой жизни?! Все это тяжелым грузом навалилось на его сердце и он, выдохнув полной грудью воздух, опрокинул стакан с водкой себе в рот, чтобы забыться.

В то самое время, когда следствие по делу убийства Афанасьева шло полным ходом, в одном из провинциальных городков, в двухстах километрах от места преступления, в одном из частных домов, на диване лежали фотографии, рукописи и карты. Они— то и были объектом преступлений.

– Валек, на кой хрен ты, опять клиента зажмурил? – спросил Сергей.

– Форточку прикрой щенок! Будешь указывать, что мне делать. Я, между прочим, все эти бумаги достал пока ты, в машине отсиживался…

– Я не про то. На кой хрен нам эти жмуры? Надо было наклофелинить археолога, а пока он в отключке, прошмонать хату, – сказал Сэм, пересматривая архив поисковика.

– Я смотрю, ты Серый, очень умный! Ты же не знаешь утырок, что там, в убойном отделе работает мой друг по Кавказу. Если бы клиент остался жив, то уже завтра мой портрет висел бы по всей области.

– На кой хрен ствол светить? Нам бабло не за трупаки платят, а за бумаги и карты. Теперь на твоей совести, уже два жмура. Заказчик будет недоволен и вряд ли простит этот косяк, – сказал Сэм, рассматривая документы.

– На моей совести урод, второй десяток жмуров! Я Валентин Санников, бывший капитан, и бывший мент отдела по борьбе с бандитизмом. Мне насрать на твоего хозяина! Я не для того ползал по Кавказу и даже был ранен в глаз, чтобы с кем то делиться баблом! За пять тысяч зеленых, пусть малолетки с мокрыми попами, занимаются его бумагами! У меня к этому делу свой, особый интерес особый! Я не настолько глуп, чтобы схватив жар— птицу за жопу, просто так её упустить и остаться без золотых чудо перьев.– Сказал Санников.

– Ты Валек, хоть и бывший мент, но дурак дураком? Да если заказчик пронюхает, про твои планы, то нас уже завтра зальют бетоном на одной из строек Москвы. Или зароют под новую ветку МКАДа вместо фундамента. Тут вся братва будет с «Калашами» на «Кайенах», «мерсах» и «лексусах». Посекут нас свинцовым дождем, хрен потом высохнешь. А мне помирать еще рано. Я же всего два месяца, как из зоны на волю съехал, – ответил ему Сэм, и в нервах бросил бумаги назад в сумку. – Не понимаю, ни хрена! Пусть сами разбираются – черт бы их побрал! – сказал он, и, включив телевизор, уперся в него.

– Трындец, будет тебе! Я тебя Сэм лично привалю, как врага народа! Если ты меня сейчас не накормишь я закопаю тебя в огороде! Иди каторжанин, лучше глянь на курицу, может, от неё уже угли остались?! – сказал Валентин.

Сергей, вышел на кухню, что— то бубня себе под нос. В его голове повторялись слова, сказанные «Циклопом». Вполне могло так случиться, что он действительно пристрелит его и даже не моргнет единственным глазом. Такое положение подельника и жертвы его не устраивало. Товарищеские отношения между ним и Валентином складывались не сегодня, и им было уже больше двадцати лет. Валентин был ментом, и этот статус был, как никогда нужен Сэму в его криминальных делишках. «Циклоп» мог поддержать его или в момент опасности выручить. Как компаньон, «Циклоп» был профессионал. Дело, которое Сэм замутил еще на зоне, требовало именно ментовской хватки. Маслов старался взвесить все эти «за и против», но факторы склоняли чашу весов в пользу партнерских отношений с Санниковым.

– «Да и хрен с ним! Пусть папа разбирается»! – сказал под нос сам себе Сэм. – Иди хавать Валек, бройлер спекся! Захвати в баре пузырь и рюмки! Я не люблю жрать водку с граненых стаканов. Ощущаю себя, каким – то люмпеном из колхоза «Десять лет без урожая»! Я человек интеллигентный. Пить желаю благородные напитки и только из хрустальных бокалов, – сказал Сэм, вытаскивая горячего и румяную курицу на протвень. По кухне будоража нервную систему мгновенно разошелся запах жареной птицы с чесноком.