Сергей Хабаров-Триль - Слабые люди

Белые пауки кистей рук его переползали с коленей на живот и с него снова на колени, то и дело сплетаясь в борьбе.

"Недавно я ходил на театральную постановку– дико дорогую, подготавливаемую на протяжении целого года, если верить розданным флаерам. Как и всегда, когда я ходил в кино, театр или просто выступления на публике, так и здесь я вновь видел их– танцующих, чревовещающих, упоенно игравших свою роль с улыбками во всю ширь своих ртов. Их оскалы не позволяли меня чувствовать себя комфортно– я был словно не в своей тарелке, но продолжал смотреть не отрываясь. Ох, как же это порой бывает мучительно и тоскливо: ты сидишь, взираешь со своей ложи на весь этот каламбур, где все поют, резвятся, смеются и так реалистично изображают радость, что и сам невольно начинаешь в это верить! И музыка… непривычно веселая и громкая, она словно подчеркивает, выделяет эту радость и заставляет обратить на себя все свое внимание. Пробирается глубоко в тебя и внутри все сотрясается под ее неистово отплясывающие ритмы. А люди все танцуют и поют, ну никак не прекращая радоваться– даже тени сомнения при сосредоточенном наблюдении не проскользнет, а при наличии потаенного это априори невозможно! И все скалятся и скалятся, все время на протяжении всего шоу, словно кто-то взял скрепки и ремешки, зацепил одними концами уголки их ртов, а другими– где-нибудь за ухом, заставляя губы растянуться в ужасной улыбке, но вот что он делает с глазами, заставляя их так пылать в полумраке, никак не удается узнать! И ты смотришь на это, вынуждая себя не отворачиваться, продолжать глядеть в бесплодном ожидании того самого момента, когда треснет маска, при следующем же обороте готовая вновь стать целой!.. Ты даже не можешь встать и пройтись с целью прогнать кровь по телу, возможно, из-за прилива крови начать соображать лучше, тогда все, что в данный момент шевелится внутри тебя, так это понимание, не дающее тебе покоя– ты и впрямь чувствуешь, что не так, что не должно быть таким, каким оно выглядит, что все идет не по нужному сценарию! И ты еле-еле дотягиваешь до конца шоу, в то время как твое сознание неистовствует! Затворяются кулисы, и ты словно в состоянии опьянения бредешь прочь от сцены, спотыкаясь о каждого встречного, ни секунды не уделяя им на извинения или взгляд, полный презрения. Добравшись до тихого и укромного места– может, уборная, может, пустынный зал, а может и задний двор театра, куда никто не выходит, потому что там грязно и сыро!.. ты просто прижимаешься спиной к ледяной стене и сползаешь вниз, суешь наушники в уши, включаешь нужную композицию и начинаешь воспроизводить шоу в своей вариации. Тогда фатовская радость на белых лицах сменяется грустью, уголки губ опускаются, смех заглушается рыданиями, и полная неисправимого оптимизма песнь переходит в завывание!.. И танцующие тела– эти жалкие марионетки из шелка и картона! – опрокидываются на землю, продолжая заламывать руки и с хрипом выпускать воздух из легких! Нет больше ни счастливого конца, ни просвета в конце туннеля– есть лишь рефлекс к страданиям, возведенный в абсолют… И ты– ты, автор сего выправленного произведения,– делаешь его всепоглощающе великим, заполняешь его своей душой и твои эмоции, твоя энергия направляет себя на его визуализацию в том варианте, в каковой он должен был существовать с момента своего создания на обрывке бумаги, отмеченный родившейся идеей! Твое произведение великолепно, по-настоящему идеально и ты… испытываешь невероятное удовольствие при его созерцании настолько, что присоединяешься к нему, становишься его частью! Растворяешься в нем со всеми концами. Проникаешься его феноменом и тебя захватывает такое странное, возвышающее чувство, уносящее тебя вдаль… вдаль… вдаль! Тяжелые пассы композиций бьют тебе в голову, тела то взлетают, выписывая неистовые пируэты, то снова опадают подобно этим листьям, сотни глоток надрываются в мучительных криках, тысячи им вторят, а слова словно стрелы бьют прямо в сердце и в это же время сцена раскручивается на месте, рябит, мелькает в глазах, отчего возникает чувство падения и полета одновременно, пусть бы ты и оставался сидеть на одном месте… несясь вниз, вниз! И тут– удар! И вновь ты возвысился и снова несешься вниз! Удар, подъем, удар, подъем, удар, подъем и дальше, дальше, дальше! В конце концов ты лежишь навзничь где-нибудь в укромном месте и холод вот-вот закует твое тело в ледяные кандалы. Но тебе это неважно– только что ты создал новое шокирующее произведение, поражающее собой. Легкая грусть ручьями разливается по спине, у твоего подножия обращаясь змеями, устремившимся к глазам осознанием, что этого больше никто не увидит. Ты просто утираешь лицо от слез и идешь неспеша домой.

–щелк-

____

Записи 000041-44 повреждены. Аудиодорожка восстановлению не подлежит. Видеоряд сохранился на тридцать один процент, увиденные кадры не вносят ясности о своем содержимом: в основном это пикселизированый силуэт женщины, которая очень часто улыбается и смотрит в кадр. Сказанное ею остается неизвестным. Место, где производилась съемка– аналогично. Единственно, что остается очевидным по итогу сорок четвертой записи– О.Н. убивает ее и хоронит в неизвестном месте.

____

Запись 000045. 23.10.2024. 11:13

Начинается сразу с обширных помех. Картинка то отсутствует, то вырисовывается силуэтами– расползаются по экрану. Сквозь шипение слышен женский плач.

"Здравствуй, мой дорогой зритель. Рад видеть меня? Нет? Ну ты и…" – экран гаснет, помехи,– "Ты напрасно заставляешь меня злиться! Видишь ли, я сижу в компании очень приятных людей, которые так и жаждут начать настоящее веселье, понимаешь? Будет очень неприятно, если кто-то из них во время развлечения протянет ноги, а?"– вновь помехи, – "… уже, не в моих интересах попусту проливать кровь. Нужна другая причина! Так, давай подумаем, по какой же причине я явился в эту прелестную квартирку на окраине Мюнхена? Хм… жажда убийств? Не-а. Желание поиздеваться? Хм… нет? Желание торжества справедливости? О да! Хотя это выглядит как перефразирование."

С этими словами силуэт О.Н. резко встал, чем вновь напугал два широких белых пятна. Судя по голосам, это мать и дочь. Экран темнеет– О.Н. перенес камеру. Вновь белый шум, темнеющий по линиям трещин.

Изображение стабилизируется: вид на диван сбоку, перед ним находился журнальный столик. Неопознанный мужчина со связанными руками и ногами полз к жене и ребенку, невнятно постанывая. Видя это, О.Н. рывком приблизился, но удара не последовало. Вместо этого он вытащил кляп изо рта, чтобы послушать мольбы на немецком.

Перевод прилагается:

"Пожалуйста, не надо! Мы же ничего не сделали! Просто возьми наши деньги и уходи, прошу!"– при этом мужчина не переставал ползти к родным.