Виктор Яиков - Форкиады

© Виктор Николаевич Яиков, 2019

ISBN 978-5-0050-1122-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вторая повесть цикла «60-тикилограммовая книга»

Форкиады

Молодой парень старался как можно тише поставить на место пустое мусорное ведро. Задача непростая – быть незамеченным при уборке в квартире опытного оперативника, не разбудив при этом его, спящего в соседней комнате. Тот не должен догадываться, о хозяйничающих на кухне. Не должен заметить лишней души, ведь живет один, даже кота нет… В планах у паренька было обновить содержимое холодильника, вычистить мусор с кухни, протереть местами в квартире пыль. Подобные утренние уборки вовсе не акции новых «тимуровцев», то производилось в интересах науки. Естественно, медицинской науки, поскольку спящий хозяин жилища находился под наблюдением врачей. Он не буйный, просто ретроградная амнезия с хронологией в три десятка лет.

В зале сидел на стареньком уютном кресле профессор кафедры Московского медицинского университета Федор Александрович и, вяло посматривая на часы, думал о чем-то своем. Его студент Ваня, суетящийся на кухне, обычно справлялся неплохо. Уже неделю как профессор считал своим долгом иногда приходить на раннюю утреннюю подготовку самому. Причин несколько: студенты в последнее время исполняли подобные поручения кафедры спустя рукава, но более весомым служило желание профессора оценивать состояние пациента по вечерним следам в комнате спящего Навина. Не просто пациента, но давнего друга.

Неделю назад состояние пациента с тридцатилетним стажем стало меняться. И вину за это профессор отчего-то возлагал на себя. Хоть сторонний врач бы и сказал, что состояние Навина, наоборот, улучшается. Федор Александрович считал иначе – ведь после наблюдений душевной болезни на протяжении тридцати лет любое резкое изменение состояния, способно негативно сказаться на физическом здоровье пациента. Более того, профессор пытался понять, что послужило причиной начала такового выздоровления. В данном случае – возвращения памяти.

Ваня аккуратно закрыл дверцу под раковиной, правой рукой ловко держа пакет с собранным мусором. Полиэтиленовый пакет вовсе не экземпляр раритета, таким вещам не место в доме Навина. Отрабатывающий повинность кафедры студент не смог отказаться от удобств двадцать первого века в таких мелочах. А к «мелочам» присматриваться стоит! Ваня нашел на холодильнике записку, судя по всему, прикрепленную предшествующим дежурным-студентом. «Очнись, ты в игре!» Для написавших юных хулиганов это – шутка, но для проснувшегося пациента с полной потерей памяти – такая надпись фатальна. Хорошо, что Иван Князев заметил шалость вперед пациента Иисуса Навина. А иначе зачем это все? Уборка для пациентов на дому – какая глупость! Тут дело обстоит запутанней: ровно в полночь память Навина обнуляется, и после сна страдающий амнезией пациент пробуждается в осознании себя двадцатитрехлетним сержантом милиции в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году. Любые расхождения с оставшейся в его памяти картиной мира внутри квартиры больно отдаются в его психике.

Осталось вытереть пыль с подоконника. Осторожно, не двигая закрытые шторы, парень протиснулся к окну. На улице только начало подниматься красное солнце ноябрьского рассвета, излишне подчеркивающее едкий цвет деревьев за калиткой. Сонный взгляд парня зацепил отражение в окне, где галлюцинацией, искажаясь в стекле, по двору к калитке прошел силуэт человека. Это длилось долю секунды, с какой-то непонятой неестественностью, но, тем не менее, правдоподобно. Синяя куртка с капюшоном, небрежно накинутая на старый свитер. Мужчина проскользнул относительно Ивана боком, оттого парень толком не разглядел его лица. Черные волосы, выдающиеся усы над верхней губой. Видение не убегало, оно шло своим чередом, не скрываясь. Калитка так и не отворялась. Иван несколько растерялся, пытаясь понять, куда делся тот усатый мужчина. Возможно, и вовсе не было никого во дворе; привиделось невыспавшемуся студенту в лучах утреннего света, бьющих по глазам.

«Надо меньше смотреть глупых фильмов на ночь!» – подумал Ваня, закрыв на мгновение глаза. Вчера он с соседом по общаге, несмотря на предстоящую раннюю отработку, засиделся за просмотром очередного «ужастика». Это святое – под Хэллоуин посмотреть в ночь жуть-жутчайшую. Такие фильмы нравились Ивану, и как начинающий ученый (в мечтах), он, конечно же, покопался в фибрах своего подсознания, дабы понять суть внутренних процессов, тревожащих душу. По его мало квалифицированному мнению, фильмы ужасов любят смотреть люди, склонные к ожиданию пессимистичных прогнозов. Через ужас творящегося на экране их внутреннее «я» высвобождает свою ущемленную страхом энергию, ликуя: «Вот, я же говорил! Этот ужас должен был случиться! И я оказался прав!». Ваня не был ярым пессимистом по жизни, но чувство тревоги в ожидании чего-то плохого в будущем постоянно присутствовало.

У сидящего в зале профессора была еще одна миссия. В связи с нестабильностью состояния пациента в последнее время, была угроза срыва операции «чистота в зачетку». На этот случай внезапного пробуждения старичок в кресле должен послужить объектом для отвлечения отступления (прятанья) наводящего порядок студента. Только куда уж в этой маленькой советской квартире прятаться, непонятно…

Среди курса ходила легенда про перебродивший кефир, разбудивший хозяина квартиры раньше плана, в разгар подобной студенческой уборки. От лишенного памяти «оперативника в отставке» тогда досталось всем – и группе отвлечения, и группе чистки. В тот раз профессор нашел вину за предыдущей сменой, несвоевременно обновившей продуктовый запас важного для науки пациента.

Сам Федор Александрович на такие «спецоперации» ходил крайне редко, полагаясь на добросовестность отрабатывающих неудовлетворительные оценки студентов. Лицам, в течение курса участвующим в подобной помощи кафедре, автоматически ставился зачет за курсовую работу. В таких случаях тема курсовой звучала так: «Ретроградная амнезия как один из случаев болезни Корсакова». И это не блажь старого профессора. Ученые умы института действительно следили за болезнью, отмечая необычность случая и ища ключи к человеческой памяти.

– Федор Александрович! – тихо прошептал студент на ухо профессору.

Старичок в кресле вздрогнул и, когда кратковременный испуг сменился осознанием реальности, поднял взор на нарушившего поток мыслей студента.

«Зачет парню за соблюдение режима скрытности», – отметил профессор бесшумное перемещение студента, а вслух тихо произнес: