Елизавета Ставрогина - Прыжок

А увиваться ему предстояло долго и настойчиво. Никакие цветочки и конфетки не могли сломить твердую Машину отрешенность от всего любовного. Тем не менее, она всегда с очаровательной улыбкой на румяном лице разглядывала то оставленный на пороге букетик, то загадочную открыточку с еще более загадочным посланием. Долгое время она делала вид, будто ничего не замечает, надеясь, что через недельку-другую Элиот наконец уедет, так и не растревожив того кокона, в который закуталась Мари, держась со всеми прохладно и неприступно. Ее трезвая голова отказывалась прислушиваться к сердцу, которое ускоряло свой бег всякий раз, когда она провожала глазами стройный силуэт черноволосого Эла. «Этого нельзя, молчи! Только молчи!» – прямо-таки приказывала она сама себе, как только с языка ее хотела сорваться какая-либо неоднозначная реплика в его сторону. Тетушка Эрин держалась настоящей аристократкой: то есть беспощадно подглядывала украдкой за парочкой, когда они по воле случая оказывались вдвоем на лавочке в дворовом садике или в доме, но ни разу ничего не высказала по этому поводу.

«Ellie, don`t be such a disgrace for ya family! 2 2 Элли, не позорь свою семью! (англ.) » – частенько покрикивала Эрин на любимого племянника, когда ему случалось криво состричь траву у дома или опрокинуть таз с грязной дождевой водой на вымытый кухонный пол. Легкий ирландский акцент ее всегда забавлял Мари. Он очень шел добродушной Эрин и добавлял ей какого-то милого очарования. К тому же это нисколько не мешало им свободно понимать друг друга. Эрин была прекрасной и жизнерадостной женщиной с достаточно ядовитым чувством юмора. Все в этой английской старушке вызывало симпатию, каждому было о чем с ней побеседовать. На нижнем этаже, который занимала Эрин, почти всегда кто-то гостил. Порой она устраивала целые приемы, гостиная полнилась народом – в основном такими же старушками и дедушками, жившими по соседству. «Oh, feel free to do anything you want, just don`t bother my lovely Mariette! 3 3 О, чувствуйте себя как дома, только не беспокойте мою Мариетт! (англ.) » – каждый раз добродушно восклицала она, когда кто-либо из гостей чувствовал себя неловко.

Вообще и хозяйка, и ее квартирантка очень прикипели друг к другу. Многие вечера они проводили вместе за чаем, сидя у камина и беседуя обо всем на свете. Старушка Эрин очень любила слушать истории про Россию, литературу и кино. Да и сама она была замечательным рассказчиком. Эрин О`Рейли маленькой девочкой пережила войну, помнила сражения британских войск в Северной Африке против генерала Роммеля и восхищалась Черчиллем.

Тем временем без счета бежали дни, месяц сменялся месяцем, а Элиот словно и не планировал никуда уезжать. Много позже он признался тетушке, что ни за что не уехал бы без Мари. «Пусть по крови она русская, – говорил он. – Но в душе настоящая ирландка. Неужели бывает так, что рождаешься не в той эпохе или не в том государстве? Наверное, большое счастье все-таки обрести ментальную родину, да?» Он, уроженец Британских островов до мозга костей, говорил это, даже не подозревая, какому бесчисленному множеству русских людей посчастливилось родиться не в той стране.

– Что случилось с тобой в России? – однажды спросил он Мари, когда они прогуливались у небольшого дикого озера. Таких озер в этой местности встречается очень много, и все они прячутся за высокой травой на зеленеющих полях. Такой водоем можно заметить, только подойдя почти вплотную к его берегу.

– Знаешь, один близкий человек сказал мне, что боль, о которой ты слишком часто рассказываешь всем подряд, никогда не проходит. Прежде нужно позволить ране затянуться, а не бередить ее, иначе останутся уродливые рубцы, которые в будущем не сгладят никакие радости. Я обязательно все расскажу тебе, когда пойму, что больше не болит.

– Да, моя русская принцесса, – ответил он, улыбнувшись.

Сначала ее немного сбивал с толку его жуткий ирландский акцент. «Слава богу, хотя бы не шотландец!» – порой смеялась она. И хотя языковой барьер вовсе не был ее основной проблемой, некоторые специфические наречия ей все же не удавалось постичь. «Never mind, hon 4 4 Не бери в голову, милая (англ.) » – только и говорил Элиот, когда новое ирландское словечко ставило Мари в тупик.

Прошло еще три месяца, в сухом воздухе залетали снежинки, и вскоре толстая шуба снега покрыла весь их тихий городок. К большому удивлению Мари, Элиот проявлял недюжинную упертость и продолжал терпеливо ждать ее расположения. После неудачного сражения началась осада – он планировал брать Мари измором. За время пребывания у тети он пару раз ездил в Белфаст по рабочим делам, а остальные месяцы помогал Эрин с домом. Этому гостеприимному большому жилищу давно требовался основательный косметический ремонт, а потому строительная суматоха затянула ее племянника с головой. Впрочем, он нисколько не возражал. Эл был мастером на все руки, особенно хорошо он справлялся с мелкими деталями: собственноручно собирал и разбирал до мельчайших винтиков часы, любил возиться с украшениями и камнями. На год знакомства он смастерил Маше подвеску из сплава разных металлов на серебряной цепочке. Тончайшей металлической проволокой вывел ее имя – Marie. Никак иначе он ее не называл, такая вариация имени возлюбленной нравилась ему больше всего.

Через полгода они вместе переехали в Бристоль, а еще спустя год сыграли свадьбу. Крепость пала, освободив самую прекрасную из принцесс и усадив ее на английский трон.

Мари тихим шагом зашла обратно в дом. Уже совсем рассвело, и всю кухню залило бронзой. Поставив чайник, девушка прошла в свой кабинет, служивший ей одновременно и комнатой отдыха. Это была небольшая коморка со скошенным потолком; белые стены делали ее визуально просторнее, прямо под окном вальяжно располагался плюшевый розовый диванчик. Маша любила сесть на него, положить ноги на подоконник и свесить их на улицу.

Подойдя к белому столику со стеклянной столешницей, она выдвинула самый верхний маленький ящик. Там аккуратными стопочками лежали всякие бумажные конверты, скрепки и стикеры. Среди всего прочего в самом углу была всунута сложенная вдвое измятая бумажка. Мари ни разу, уехав из дома, не развернула ее и даже не притронулась к ней, будто она была ядовита, однако зачем-то таскала эту макулатуру с собой, когда переезжала из квартиры в квартиру, из дома в дом. Теперь она аккуратно достала ее и приложила к щеке. Кажется, боль наконец-то прошла, и Маша позволила себе разбудить свои воспоминания, и они неудержимым потоком хлынули из недр ее подсознания, накрыв ее с головой.

«Солнце!

Отец мой!

Сжалься хоть ты и не мучай!