Дарья Лисица - Хрясь и в суп

Мы спустились на первый этаж. В солнечном свете, падающем с улицы в приоткрытую дверь, порхали серебряные пылинки.

– Скажите, вам кошмары не сняться?

– Не жалуюсь молодой человек.

– Завидую.

Я все еще задаюсь вопросом «зачем? », но уже не задаю его никому, кроме себя. Все, что я услышал в ответ, «это сейчас модно». В большинстве случаев, после этих слов презрительно поджимались губы, задирался нос или приподнималась бровь. Словно, я полный дурак, и ничего в этой жизни не понимаю. К слову сказать, я себя именно так и чувствовал, поскольку действительно не понимал. И со временем перестал спрашивать. «У тебя хорошая зарплата! Что ты мучаешься? », – периодически слышал я от других. «Это же некрасиво, бесполезно, для чего это нужно? », – всегда отвечал я. Люди закатывали глаза, вздыхали, говорили, что я – зануда. Но мне не нравилось портить хрупкий фарфор. Эти удивительные расписанные вазы, маленькие белоснежные чашечки. По технологии, они обязательно должны были быть сначала целыми. Мне не нравилось, в конце концов, пить из разбитых кружек и есть из тарелок, с отколотыми краешками и с паутиной трещин по центру! Но никто не понимал, почему. «Это же сейчас модно! – удивлялись они. Дома я всегда требовал свою целую тарелку и кружку. Но когда приходили гости, жена была неумолима: «Они и так считают тебя странным, будешь есть из той же посуды, что и все! » Ей было стыдно, если кто-то находил мою безупречно целую кружку. «А разве твой муж не работает на этой крутой фабрике? », – задавала вопрос очередная подружка. «Работает, работает. Это ему напоминает старые времена. Ностальгия, знаешь ли», – или что-то подобное всегда находилось в запасе у моей жены. Но когда наш сын, подражая мне, затребовал целую тарелку, жена сказала, что с этих пор я буду есть либо на кухне, либо как все. Я выбрал кухню. И пережевывал пищу в одиночестве, в компании только собственных мыслей. «У тебя престижная работа! Не порти свою репутацию», – периодически возмущалась жена, пытаясь исправить мои убеждения, перестроить самого меня. Мое упорство казалось ей блажью.

На фабрике мы придумывали, как красиво разбить какую-нибудь тарелку, чтобы каждая была индивидуальна, потом отшлифовывали краешки, из соображений безопасности. Каждая тарелочка проверялась сканером, чтобы не было острых сколов, или мелких зазубрин. На посуде ставились красивые неброские витые штампики, для подтверждения ее подлинности. Но находились эксперты, которые утверждали, что могут на раз отличить подделку от произведенной на фабрике посуды. «Разбить легко, но как разбить, это уже другой вопрос», – так они рассуждали. Я был среди тех, кто «разрабатывал дизайн». Самая бесполезная работа, какую только можно найти, но за нее хорошо платили, она считалась престижной.

Этим утром было общее собрание. Начальство с огромным энтузиазмом и горящими от гордости глазами делало раскладку по прибыли, указывало наиболее популярные направления нашей битой посуды. Оказывается, горожане находят, испорченные на мой взгляд, вазы скучными. А вот граненые стаканы и тарелки с рисунком – очень любопытными. Затем руководители – всего трое – сделали объявление. «Пора выходить на новый уровень! », – таков был девиз этого собрания. «У нас возникла идея – поначалу, мы задумались, почему мы затрагиваем только стекло и фарфор? И затем пришли к выводу, что столовые приборы – это настоящее не паханое поле». Я вздохнул – только этого не хватало. Следующий слайд. Я подавил приступ брезгливости, погнутая ложка и вилка с торчащими в разные стороны зубцами. Про себя я подумал, как же этим можно есть? Но промолчал. Все вокруг были в восторге, раздались аплодисменты. Кто-то с сожалением в голосе спросил: «Как же я сам до этого не додумался? » «Может, просто, у тебя все не настолько плохо с головой», – пронеслось в моей голове. И тут, руководители приступили к заключительной части – назначению ответственных лиц. Все замерли. Это очень почетно, и каждый хочет, чтобы выбрали его. Но вот, их взгляды обратились ко мне. Они улыбались, я угрюмо наблюдал. «А руководителем этого проекта мы назначаем тебя. Мы наблюдали за твоей работой. Посуда, дизайн которой разработал ты, наиболее популярна. Она нравится всем. Поэтому новое веяние на рынке мы хотим доверить тебе». По мне, так люди все еще, может, подсознательно, но не утратили чувство прекрасного. А я рисовал сеточку трещин в программе стараясь сохранить какую-то симметрию, сколы старался расположить как можно ровнее, аккуратнее. Никто не понимал, как мне удавалось делать то, что очень нравилось всем, но я просто старался минимизировать уродливость каждой тарелки. Мне было жаль портить каждую чашку, даже самую маленькую, самую простую. Все взгляды, приторно-восторженные, обратились ко мне, но тут же потухли, выражая недоумение. Кажется, можно было подумать, что меня вот-вот стошнит. Я выдавил слабую улыбку. Один из руководителей, его лицо выражало беспокойство, спросил «Тебе плохо? ». Все одновременно посмотрели на него, потом так же одновременно перевели взгляды на меня. Я с трудом заговорил. «Все в порядке. Очень неожиданно. Я рад». И улыбнулся. Как мог. Но руководитель уже был обижен. Его предложение должно было вызвать бурю восторга. И с чувством выплеснутой в лицо неблагодарности, руководство объявило собрание законченным. Снова это искреннее удивление и приподнятые брови. Кто-то похлопал меня по плечу. «Чудик», –услышал я где-то в толпе коллег.

Зато в каком восторге была в этот вечер моя жена. Она пищала и напевала дурацкие песенки. Перечислила все, что она хочет купить на мою новую зарплату. Осведомилась, когда мы выпускаем первую пробную партию новинок. В следующую среду, ответил я. Значит, в пятницу, мы устраиваем ужин, и продемонстрируем всем новые приборы! И принялась обзванивать весь свой «курятник». Нескончаемый гомон, восторги, восторги, пищание с обоих концов трубки. Какое все пустое, бесполезное… Какая-то фальшивая жизнь. Хоть кто-то порадовался искренне? Я даже мог представить, что моя жена радовалась, потому что положено было радоваться, потому что ситуация предполагала, что это повод для визга. Так просто должно было быть. Когда мир так изменился?

На следующий день, в пятницу, я запустил программу, в которую специально внесли необходимые изменения, с учетом предложенной разработки. Теперь там было целое море столовых приборов. Поначалу, я не знал, как можно испортить нож. Но потом додумался. Когда-то в домах были ножи с отломанными кончиками, в моем детстве тоже был такой, банки они им открывали, что ли – не помню. Но кончик ножа я отсек немедленно. «Это гениально! Продолжай в том же духе! », – получил я отзыв, после отсылки начальству. «Какая тупость», – проносилось у меня в голове. Скрутил ложку, пытаясь сделать так, чтобы казалось, что ручка ложки просто спиральная. Со злости, завязал вилку узлом. Затем, окончательно плюнул, и делал работу спустя рукава. Этим же вечером снова было собрание. Но уже в мою честь. Проектор отражал часы моего гнева и безразличия, завязанная узлом вилка («какая экспрессия! ») там тоже была.