Дарья Лисица - Хрясь и в суп

– Сказал, мол, воспаление легких, – рассказывал ей у постели больного Славика, еще живого, но уже уходящего в другой мир дядя Миша. – В город надо, в больницу. Иначе – умрет. Но директриса запретила. Сказала, что не собирается, дескать, оплачивать лечение какому – то слепому остолопу, от которого и пользы – то нет…

– Так и сказала? – спросила апатично Аркадия, держа горячую руку Славика.

– Так и сказала… А что уж тут, – дядя Миша вздохнул. – Она директор, ей виднее…

– Деньги будут. Не беспокойтесь.

– Да что ж ты, украдешь их, что ли? – усмехнулся сторож печально. – Эх ты, малышка, ничего еще не смыслишь…

Но Аркадия все смыслила.

Ночью, сославшись на усталость, она якобы побрела к себе в комнату, но, невероятным усилием воли нашла кабинет директрисы и, открыв, – его обычно никто и не запирал, считали, мол, слепым и глухонемым и в голову не придет воровать, – ворвалась туда.

Девочку не раз вызывали к директрисе, поэтому она знала, где сейф – слух у нее тоже был хороший. Да и клала она однажды в огромный металлический ящик, стоявший как раз на солнце, стащенный паек из столовой. Сейф запирался только обыкновенной щеколдой, так как никому было невдомёк, что и слепых с глухонемыми можно разозлить и толкнуть на дело против Господа.

Аркадия в ту ночь была как под гипнозом. Нащупав в сейфе толстый пакет, она достала его и, прощупав, поняла, что цель в ее руках. Она достигнута и можно убегать.

Однако, когда Аркадия на следующее утро явилась к комнате Славика, с пакетом, заткнутым за пояс и прикрытым объемной кофтой, она наткнулась на дядю Мишу, запах которого она не перепутает ни с чьим другим.

Он – то ей и сообщил:

– Помер Славик… все, отмучился…

– Нет… как же…

Девочка прижала руки к боку, где тут же стала такой тяжелой и враз ненужной пачка денег. Дядя Миша заметил это, – и возможно даже догадался обо всем, – но промолчал.

– Отмучился все, – повторил он, услышав всхлип девочки. – Ночью сегодня и умер. Почти что сразу после того, как ты спать пошла… Видать, ждал, чтобы тебя не расстраивать…

– Замолчите! Замолкните! Ничего не говорите!

День кончился, наступила ночь, но и она прошла. Славика не было. Он не пришел за ней. Не увел на чердак, не поговорил о какой-нибудь ерунде… Ничего. Пустота. Абсолютная пустота. Аркадия понимала, что даже не видела парня, но он тоже ее не видел…

И вдруг задалась вопросом: «А видит ли сейчас ее Славик? А может ли посмотреть, какая она? А что если она ему больше не нравится? Что если он увидит, какая она уродина и лишь обрадуется, что умер, не видя при жизни такого убожества?!».

От этого она еще больше расплакалась, но и тут ей помогли. Дядя Миша, тот самый сторож, когда – то, в какой – то день, пришел и, принеся девочке свежий пирожок с клубникой и сливового киселя, сказал:

– Помянуть надобно…

И после этого Аркадия впервые в жизни услышала запах спирта и попробовала кисель и съела булочку с клубникой.

– А ведь Славка про тебя только хорошее болтал, – почти не выпив, говорил весь вечер, повторяясь, дядя Миша. – Придет, бывало, утром, за что – то берется, а все о тебе лопочет… Мол, какая хорошая девчонка, подружка… А буквально за пару дней до хвори знаешь, что спросил?

– Что? – со слезами, спросила Аркадия, запивая горе киселем.

– Спросил: «Дядя Миш, – говорит, – а что есть любовь? »… Я аж оцепенел… Думаю, ну все, обрекла ты парня на вечные муки…

– Почему муки? – не поняла Аркадия. – Да как же…

– Любовь – это мука. Поверь мне, деточка. Мука, страшная. Яд крысиный и то бьет слабее по грызунам, чем по человеку неразделенная любовь. Я все боялся, что Славка, поняв с возрастом, насколько несчастен, умрет от горя, что никогда тебя не увидит. Это раз… А во – вторых, оттого, что будет и тебе, и обществу обузой… Да что уж там!

После этого разговора в последнюю свою ночь в интернате, Аркадия больше не была прежней. Ей все мерещилось, что где – то там, вдалеке, стоя около какой – нибудь церкви стоит ее Славик… И ждет лишь ее! Лишь ее зовет к себе, зовет по имени!

Но просыпаясь, Аркадия понимала, что ее зовет не Славик, а мерзкая старшая сестра, которая будит ее в школу. Девушки собираются и идут. Нина не рада возиться со слепой сестрой, а Аркадия не счастлива снова вернуться в семью…

Они все несчастны. Но родители, наконец – то устроившись в достойные учебные заведения, где хорошо платили, теперь могли и слепую девочку забрать на попечение и тянуть ее до конца. Сколько вынесет сама, столько и будут кормить.

Но они просчитались: Аркадию закалил интернат. Эти два года сделали из нее непобедимую воительницу. Она справилась со смертью Славика, справится и с насмешками одноклассников, и упреками отца с матерью, и даже с дурацкими обидами своей сестры.

Однако девочка не ожидала, что ее родители отнимут у нее еще и прошлое. Отнимут воспоминание.

Устроив дочь к хорошему окулисту, они получили однозначный ответ: можно сделать операцию и зрение, со временем, может и не станет идеальным, но мир, через очки, девочка будет видеть.

Именно это «будет видеть» и стало для Аркадии шоком. И первая мысль, которая и оказалась решающей в этом противостоянии страха и желания увидеть мир, была такова: «Увижу могилу Славика, увижу его! Увижу дядю Мишу – всех и все увижу! ». И сказала, что согласна.

В кротчайшие сроки подготовка и сама операция – на все три месяца и колоссальные вложения родителей. Им даже пришлось отказать ради еще одной зрячей дочери своей младшей в покупке нового смартфона, который, они не спорили, та заслужила. Но им пришлось сказать нет, чтобы наконец – то снять с себя петлю и освободиться. Уже навсегда.

И действительно, операция оказалась более чем успешной. Аркадия стала видеть. За полгода зрение улучшилось настолько, что даже родители удивились: как так быстро? У девочки осталась дальнозоркость, но очки это быстро исправили и Аркадия превратилась из инвалида в полноценного индивида общества.

И первое, что попросила девочка после того, как выписали из больницы, это поехать к Славику.

Родителям пришлось долго объяснять, кто это такой и куда ехать, но они исполнили просьбу дочки и поехали снова в тот интернат. Аркадия не обратила внимания, как выглядит ни местность, ни сам интернат, где она провела два года. Ее волновала могила того, кого на до сих пор любила.

Но сторожа дяди Миши уже не было.

– Помер, – сказал молодой охранник, сидевший в небольшой будке. – Еще год назад. Как похоронил сына, так и помер.

– Как?! – изумилась Аркадия. – Нет! Он же был врачом! Сын…

– Говорят, разбился на машине. А большего не ведаю. Говорят, значит, не безосновательно.

– А вы не знаете, тут был мальчик, Славик? – спросила в отчаянии Аркадия. – Тут где – то есть кладбище?