Дарья Лисица - Хрясь и в суп

По традиции клана, раз в три весны каждый юноша, достигший двадцати весен, имел право участвовать в битвах за титул Старшего охотника. В бою можно было пользоваться любым оружием и любыми приемами, но было одно непреложное правило – бой должен быть честным. За этим следили старейшины.

Рыжий Макур, был старше прочих претендентов и уже трижды принимал участие в поединках, но каждый раз находился кто-то более сильный и ловкий, укладывавший рыжего бойца на обе лопатки, что неизменно раздражало его. Наверное, ему до чертиков надоело проигрывать тем, кто был младше, и в этот раз он решил подстраховаться. Уж как он этого добился, – подговорил ли шпану, или приятелей, или еще как, – неизвестно, но заготовленный к вечернему празднику цветной огонь вырвался в небо как раз в тот момент, когда Дорни уже готов был отправить рыжего в нокаут. Взгляды всей деревни поднялись к расцвеченному разноцветными огнями небу. Даже старейшины отвлеклись от ринга и уставились на неуместное светопредставление. Всего несколько мгновений, но Макуру их хватило с лихвой, чтобы бросить в лицо зазевавшемуся противнику пригоршню пыли и, пока тот протирал глаза, повалить его на землю. Когда старейшины вновь повернулись к поединщикам, все было уже кончено. Макур крепко прижимал поверженного противника к земле, а его семь хвостов победно вздымались в вечернее небо.

Естественно, победу присудили рыжему, и доказывать, что заработал он ее нечестным путем, было бессмысленно. Никто бы не поверил. Поэтому Дорни просто ушел с праздника и, как и всегда, когда его что-то огорчало, направился в Лес. Единственное, о чем он сейчас жалел, так это об оставленной дома поясной сумке. Хотелось привести себя в порядок, а без маленького зеркальца это было трудно. Прежде оно принадлежало его матери, но, после ее смерти он всегда носил его с собой как напоминание, как талисман и теперь чувствовал себя очень неуютно.

Внизу что-то блеснуло, привлекая внимание Дорни. Не меняя позы, он чуть скосил глаза. Легкая улыбка тронула губы парня. Один из последних лучиков солнца подобрался к маленькому бочажку и теперь плескался в воде, многократно отражаясь и разбрасывая повсюду яркие блики. Дорни протянул ладонь, словно желая погладить прохладную, сверкающую поверхность, но вдруг одернул руку и широко распахнул глаза. Ему показалось, что спокойная всегда вода неожиданно поднялась вверх, навстречу ему. Даже почудился легкий холодок, будто что-то влажное коснулось незащищённой мехом кожи. Он поднес руку к глазам.

Точно. В самом центре ладони виднеется влажный след, словно лизнул кто-то. Дорни попытался стереть непонятно каким образом появившуюся влагу, но она лишь еще сильнее размазалась по коже, застывая, и приобретая зеркальный блеск. Сердце парня учащенно забилось, стало немного страшно. Никогда прежде он не сталкивался ни с чем подобным. Тем более в таком знакомом, исхоженном вдоль и поперек Лесу.

Дорни сосредоточенно рассматривал ладошку. Вернее, то, во что она превратилась. Из зеркальной глади на него смотрел, настороженно поводя аккуратными ушками, белый лис. Дорни дернулся, было, но потом сообразил, что это он сам, его отражение, выглядывает из невесть откуда взявшегося зеркала. Что ж, раз уж выдалась возможность, надо привести себя в порядок. Он принялся разглядывать отражение.

Да уж, белым его сейчас можно было назвать с большой натяжкой. Под глазами темные круги и грязные серые разводы, – последствия попавшей в глаза и растертой в тщетной попытке избавиться от нее, пыли. Поперек морды тянется большая багровая полоса, – след от когтя Макура. Хорошо, что не распорол шкуру, иначе остался бы уродливый шрам, а так, через пару недель все безследно исчезнет.

Дорни фыркнул и мягко соскользнул на землю. Опустился на колени около того самого бочажка. Припал к самой воде и настороженно повел носом. Обычная болотная вода, никаких странных или посторонних запахов. Он осторожно коснулся пальцем спокойной темной поверхности и тут же отдернул руку. Однако, ничего не произошло, и Дорни уже спокойно зачерпнул в пригоршню воды и принялся сосредоточенно тереть морду, смывая с нее пыль и кровь. Не забывал он и поглядывать в импровизированное зеркальце, в которое превратилась его собственная ладонь. Через некоторое время он удовлетворенно хмыкнул, вглядываясь в свое посвежевшее отражение. Шерсть его снова была белоснежной и лишь багровая полоса, так и оставшаяся на его морде, напоминала о минувшем дне.

Теперь предстояло понять, что делать с рукой. Ему вдруг снова стало страшно. А что, если он вот так и останется? Его ж засмеют в деревне! Виданное ли дело, – охотник с зеркалом вместо ладони?

Он снова уставился на свою конечность. В сгущавшихся сумерках блестящая поверхность выглядела жутковато. Он вертел ладонь и так и этак, в попытке понять, можно ли за что-нибудь зацепиться и сорвать эту блестящую пленку.

– Ну? – услышал он вдруг до боли знакомый голос. – И долго ты собираешься махать руками и таращиться так, будто привидение увидал?

Отражение в зеркале подмигнуло застывшему в удивлении лису и растянуло губы в приветливой улыбке. Дорни яростно помотал головой. Хорошо же Макур его приложил, мерещится всякое.

– Да, не тряси ты башкой! – смеясь, сказало отражение. – Совсем мозги растрясешь.

Послушавшись совета, головой он трясти перестал, но принялся ожесточенно тереть ладонь о жесткую, покрытую перепревшей листвой и мелким сором, землю, но сколь ни старался, на блестящей поверхности не появилось ни единой царапинки. Отражение разразилось заливистым смехом.

– Ну, все, все, хватит, щекотно же! Да, успокойся же ты! – резкий окрик привел Дорни в чувство. Он прекратил дергаться и хмуро воззрился на собственное отражение.

Немного помолчал, и сердито поинтересовался:

– Ну? И кто ты такой?

Отражение хитро прищурилось.

– А ты так до сих пор и не понял?

Дорни поморщился.

– Мало ли, чего я там понял. Кто ты такой? – повторил он свой вопрос.

Лис по ту сторону ладони закатил глаза.

– Хорошо, – со вздохом, словно учитель, уставший объяснять непонятливому ученику прописные истины, произнес он. – Я, – это ты.

– Угу, конечно, – недоверчиво проворчал молодой лис. – С каких это пор отражения разговаривают со своими хозяевами?

– А с каких пор лисьи лапы превращаются в зеркала? – вопросом на вопрос ответило отражение.

Дорни насупился еще сильнее.

– У меня, вообще-то, не лапы, а руки. – он повертел перед зеркалом свободной рукой, растопырил длинные, совсем не лисьи, пальцы, пошевелил ими, а потом резко сжал в кулак и сунул под нос отражению. – Это видел? – угрожающе проворчал он.

– Видел-видел, – снисходительно ответил Дорни-из-зазеркалья и, в свою очередь помахал ему рукой. – У меня такие же. Только это дела не меняет. Впрочем, называй, как хочешь.