Виктория Игушова - Блики счастья

Гнев и отчаяние переполняли Еву, и всё же она сумела взять свои эмоции под контроль:

– Извини, мне не следовало так с тобой разговаривать.

Я не растерялась и попыталась поддержать её:

– О чём ты? Это ты меня прости, я ведь не знала. Я думала, что у тебя всё хорошо…

И поняв, что в очередной раз сказала глупость, замолчала.

Ева подняла голову и, посмотрев мне в глаза, спросила:

– Как же может быть всё хорошо? Ведь ты же должна понимать, что все эти люди здесь не случайно. Сюда просто так не попадают, особенно на наш этаж… Как я уже сказала, мне приходилось бывать здесь и не один раз, и именно поэтому я знаю, когда приходить на обед, когда говорить – а когда промолчать.

Возвращались из столовой мы уже не так спешно. Особенно не давал покоя наш этаж: что же в нём такого особенного? К сожалению, ответ не заставил себя долго ждать. Та дама в синем платье встречала нас на том же месте неподвижно сидя в кресле, но только уже мёртвая. Медсёстры и врачи суетливо ходили вокруг неё, ещё не успев прикрыть тело недавно такой живой женщины. Обстановка была жуткой, но больше непонятной.

Уже в палате я спросила у Евы, что же такое могло произойти, тем более что час назад эта женщина выглядела раз в сто лучше меня, в её-то годы. Но Ева явно не хотела обсуждать со мной смерть старушки и, попросив меня успокоиться и не строить догадок, тут же исчезла под одеялом, прихватив с собой книгу.

Вечером Зои рассказала мне, что эта дама в синем платье окончила жизнь самоубийством. Она заранее раздобыла таблетки и выпила их в достаточном количестве для смертельного исхода. Звучало это так же ужасно, как и само значение этого словосочетания. Оказалось, что, когда я её встретила, она уже знала необратимость своего поступка, и, заняв место в самом центре нашей маленькой импровизированной сцены, тихо и спокойно дочитав книгу, скорее всего, до последней страницы, решила и конец своей истории жизни нам представить сама, не позволив отдать эту возможность уже прогрессирующему процессу. Что послужило причиной, Зои уточнять не стала, и без этого было понятно от чего лечат обитателей нашего этажа.

Сегодня наступил очень важный для меня день. Хоть мне и было тяжело вставать с кровати, но это никоим образом не могло испортить моё отличное настроение. Я была полностью готова и ждала, когда отправлюсь к доктору. Ну а пока, ещё не зная, что именно мне предстоит услышать, я думала над тем, какими будут мои первые шаги за пределами этой клиники.

– Сегодня важный день? – увидев моё встревоженное состояние, спросила Ева.

– Да, – не отворачиваясь от окна и не прерывая своих мыслей, ответила я.

Она поняла, что я не настроена сейчас на разговор и больше ко мне не приставала. Может, я и не очень красиво поступила с Евой, но она так делала постоянно. Я ведь ещё несколько дней пыталась наладить с ней общение после её выступления в столовой, а она ни в какую – сама себе на уме. Вот и мне теперь некогда.

Я продолжала смотреть в окно, как послышался голос Зои. Когда я обернулась, она уже была передо мной, а Ева, которая только недавно сидела рядом, исчезла.

– Привет, как дела? – улыбаясь, Зои подсела ко мне.

– Всё отлично. Вот жду, когда за мной придут.

– Ясно. Тогда нам надо поговорить.

– О чём? Может, потом? Вот-вот зайти должны, – попросила я Зои.

– Так я и пришла за тобой, – тяжело вздохнув проговорила она. -Понимаешь, Мария знает, что мы с тобой дружим…

Зои начала говорить урывками, и я её перебила, не в силах больше слушать эту невнятную речь:

– Говори же! – стискивая зубы и пытаясь сдержать слёзы, почти приказывая, закричала я.

Зои с сожалением посмотрела на меня и, взяв за руку после нескольких секунд молчания, всё-таки выговорила.

– Лечение результатов не даёт – нужно соглашаться на операцию.

Я сжала губы ещё сильней и стараясь дышать ровно, всё же переспросила.

– Ты уверена?

– Да. Мария попросила, чтобы ты знала перед тем, как придёшь к ней. Обычно, таким образом, подготавливают родственники, но ты не хотела, чтобы кто-то знал, поэтому я и согласилась.

Спустя несколько секунд, вся в слезах и в полной потерянности, я уже лежала на коленях у Зои.

– Ксюша, ты должна взять себя в руки. Было бы плохо, если б тебе сказали, что в операции нет смысла, а так у тебя есть реальный шанс. И пусть это и не моё дело, но кому-то из близких ты должна сообщить. Кто-то должен подписать бумаги.

Тут мне стало ещё хуже. Я даже представить себе не могла, как сообщить такую «прекрасную» новость ничего не подозревающим родителям.

– Зои, ты представляешь, что будет с моей мамой, если она узнает? А про отца вообще речи не идёт – у него сердце слабое! – поднявшись с её колен, я с истерикой доказывала, что не могу так поступить с ними.

– Так, успокойся. И вообще, у тебя же есть брат. Попробуй ему всё объяснить.

– Брат? Да я с ним не разговаривала уже полгода!

– Ну, ведь вы же не чужие люди. Он-то должен тебя выслушать. Пойми, другого варианта нет – или он, или родители. Решайся.

Она была права: чтобы не произошло между нами, брат был моим единственным близким человеком, которому я могла доверять. Если с этим было всё понятно, то вот предстоящая операция вызывала у меня дикий ужас.

– Ксюша, нас по-прежнему ждёт доктор. Ты готова? – уточнила Зои.

– А, если я не хочу, чтобы меня резали? – с безумием в глазах от страха, спросила я.

– Ты же не маленькая, чтобы не понимать о чём идёт речь, – явно устав от этого разговора ответила Зои.

У меня больше не оставалось ни выбора, ни аргументов, чтобы воспрепятствовать решению, которое я не в силах была изменить.

Мария сидела за столом с задумчивым выражением лица, когда я зашла к ней в кабинет.

– Перейдём сразу к главному, – сказала она, просматривая мою историю болезни. – Обманывать я не умею, так что буду говорить как есть. К сожалению, видимых изменений по результатам всех осмотров и анализов – нет, поэтому я настойчиво Вам рекомендую согласиться на операцию.

Мария ещё долго объясняла мне, почему без трепанации черепа не обойтись, но мне было достаточно и самого термина, услышав который, внезапно моей самой основной задачей стало: только бы усидеть на стуле и не упасть. Другого выхода у меня не было, и день операции был назначен.

Стрелка на часах подошла к полудню, а я всё не могла дойти до своей палаты. Мне необходимо было побыть в одиночестве, и я спустилась на первый этаж, где для посетителей от самого входа и до стойки администратора повсюду стояли диваны, кресла и столики. В будний день людей здесь не было, и я расположилась в самом дальнем углу холла рядом с окном. На улице стояла ненастная погода: небо было затянуто тёмным полотном, а нестерпимый холод, уже как с неделю назад, заставил людей вновь примерить, столь глубоко запрятанные, зимние наряды. Мне же только и оставалось, что наблюдать за всем происходящим вокруг, пытаясь отвлечь себя от всепоглощающего страха, который жёг изнутри. Я и так была сильно напугана своей болезнью, но почему-то она так тяжело и настолько серьёзно не воспринималась мной. Однако этот день изменил всё. Осознавая, что после операции придётся провести некоторое время прикованной к постели, я уже представляла какого рода уход мне понадобится, и, конечно, понимала, что одной лишь поддержкой Зои тут явно не обойтись. Ну, а если ещё и пойдёт всё не так, как надо – то… то кому, как не брату, сообщить эту печальную новость родителям. Таким образом, я окончательно убедила себя в том, что Марк и должен стать моим связующим звеном с этим миром. Оставалось лишь малость: позвонить ему. Взять телефон, набрать номер и объяснить всё как есть… И чтобы не передумать, я тут же набрала брату. Пошли гудки.