Любовь Шапиро - Взлёт без посадки

– Это уже-е-е «Оливе-ер Твист». – На штампах работаете, ребятки. – пристыдил рекламщиков И.С – Предлагаю сделать перерыв. Ирина должна переварить этот бесконечный роман.

Митя обиделся, но сказал, что обязательно закончит то, что придумал для «сиротки» Голубевой.

Мы с Ирой вышли из комнаты.

– Тебя устраивает эта туфта? – спросила я удивлённо.

– Посмотрим, но надо переварить то, что они придумали, – со странной усмешкой посмотрела девушка куда-то вдаль.

– Что ты собираешься делать? – не унималась я.

– Скоро узнаешь. Пока это секрет. Пойду думать, – Ирина улыбнулась и пошла, читая какие-то стихи.

Мне была противна вся эта «бурная фантазия» Мити. Я не очень понимала, зачем Голубевой нырять в этот омут. Что-то тут не то, но что? Устав думать о «горькой судьбе» будущей звезды, я направилась искать Бортнева, но наткнулась на Клёнова, который давал интервью милой молодой взволнованной девушке.

– Скажите, Стас, как возникла идея создания «Взора»?

– Не стану рассказывать с самого начала. Я уже много раз говорил, что «Взор» был альтернативной молодёжной передачей. Сверху прилетела идея делать молодёжную информационно-развлекательную программу. Чтобы она в каком-то смысле отвлекала молодёжь от прослушивания зарубежных радиостанций. Начальство вытащило старую сценарную заявку, предложили мне попробовать ещё раз. Я согласился. Это была одна из первых программ, сделанная прямым эфиром из студии, были включены музыкальные клипы. Это была единственная возможность увидеть многих исполнителей, популярных в тот момент на Западе. Мы чувствовали себя молодыми улыбчивыми суперменами, этакими «рыцарями правды» и борцами за новое телевидение. Смысл новизны заключался в независимости суждений. Кроме того, появился особый динамичный ритм, в котором мы чувствуем себя естественными. В этом, как мне кажется, и есть обаяние нового времени. За полтора часа в программе успевают поговорить обо всём – и ни о чём всерьёз. Но воспринимают её всерьёз. Как знак нового сознания. Как образ мысли поколения. Отображает ли она нужды общества? Бесспорно. Она даёт иллюзию прикосновения к предметам доселе табуированным, охотно и задиристо разоблачает то, что было под запретом.

– А вы не боитесь, что за эти новые суждения вас могут побить или даже убить. Вы не носите оружия с собой?

– Нет. Я не ношу даже газового баллона. Если захотят убить, то ничто не поможет. Убийца – он всегда готовый и с прекрасной реакцией, гораздо лучше, чем у меня. Наверное, с оружием, ощущаешь себя спокойней, но я ж не стану устраивать ковбойские «игры». Да и вообще, кому я нужен?

– Хорошо, что вы так уверены в себе. Какие ваши ближайшие планы, идеи?

– Дайте осуществить то, что уже придумано. Мы приглашаем в гости интересных неординарных людей. Мы стараемся, чтобы передача не была тяжеловесной. Чтобы она была понятна всем и интеллектуалу и простому человеку. А теперь извините, меня ждёт удав. – Стас засмеялся и побежал в студию.

Я пошла в курилку и попробовала оценить то, что я наблюдаю на ТВ – месте, куда я стремилась ни один год. Передо мной предстала мозаика разных и совершенно несовместимых вещей и событий. С одной стороны новое телевидение, новый взгляд на мир. Появилась элитарная игра, которая поднимает людей на совершенно иной высокий уровень. С другой стороны жуткая придуманная бездарная блажь – создать Звезду, создавая дурацкую надуманную историю жизни, которой никогда не жила Голубева. Зачем? Кроме того бегает огромное количество новых редакторов на длинных ногах, которые не очень правильно говорят и пишут на родном языке, пишут пустые репортажи. Но есть и блестящие журналисты, которые с трудом пробиваются в эфир. После каждого они ждут, что их программу закроют. А ещё – старики, как их называют. Некоторые из старой гвардии ушли сами, не дожидаясь пока их «вежливо» попросят. Другие остались и приспособились к новой жизни, но их было немного. Некоторые заглядывали молодым и рьяным в глаза с вопросом: «Может, чем помочь»? Умный молодняк с удовольствием пользовался знаниями накопленными редакторами и ведущими за долгие годы работы на советском телевидении. Многие, барахтаясь в воде, делали вид, что сами знают, что и как надо делать. В принципе новое телевидение больше напоминало табор, где в каждом шатре были свои правила, свой барон, и они никого не пускали в свои тайные дела.

ТВ отражало то, что происходило на улице. Битвы за власть с кровавыми исходами, смена сильных мира сего. Притом, всё это было грязно, страшно и цинично. Люди ходили по улицам как-то тихо, грустно, ожидая перемен и надеясь на лучшее, а наши эфиры через стекло Останкино сообщали «радостные» новости, высоко подняв победный флаг. Это было время разбойников, воров и глупцов. Но наше новое телевидение надеялось на то, что сможет изменить отношение людей к жизни, саму эту жизнь, и бой Кремлёвских Курантов будет отбивать другое время.

В то время я не очень еще разбиралась во всех сложных перипетиях, происходящих на новом ТВ. Видимо, мне нужно глубже нырять в процесс осознания происходящего вокруг. Я увидела, что Бортнев пошёл в студию. Видимо, начинается запись программы «Звезда экрана». Естественно я быстро побежала пока не закрыли двери, и не появилась надпись «Тихо, идет запись». Вот, по-моему, единственный человек, который мудро не пытался участвовать ни в политических, ни в служебных представлениях. У него была своя отдельная жизнь и ИГРА, в которой он всегда был главным подарком и престидижитатором. Но он не манипулировал людьми в отличие от других ведущих, а действительно показывал искусные фокусы феерических знаний, понимания природы человеческих чувств и тайных желаний.

В студии, на записи пилота новой программы Бортнев сидел среди десятка родственников и знакомых, приглашённых в качестве публики. На сцене стоял проповедник. Одет он был необычно – чёрный пиджак, свитер с белой стоечкой протестантского священника, а на голове иудейская кипа, в руках – чётки. За его спиной стояла ударная установка, колонки, динамики и синтезатор.

– И может, однажды, – вещал священник громко и возвышенно, – мы обретём понимание, что слова Спасителя, «несть не эллина, ни иудея», ни догмат новой веры, но отмена всех конфессий, всех границ меж людьми, каковые есть лишь сатанинские ухищрения и ничего больше. И это и есть подлинная вера, что лишь в ней и Бог един, и люди – равны.

За спиной священника появился ВИА, именно вокально-инструментальный ансамбль, этак года 1972 –го, жабо, манжеты, волосы той моды и запел. Причём, проповедник, взяв гитару, присоединился к остальной группе: