Юлия Нифонтова - 12 самых страшных тайн

Погода, не внушающая доверия с самого утра, к обеду испортила к себе хорошее отношение окончательно. Небо затянуло тучами цвета линялых джинсов. Заморосил холодный дождь, такой мелкий, что стало ясно – быстро эта гнусь не кончится. Китикэт про такую атмосферную каверзу говорила: «Погодка называется – займи, но выпей!»

Над автобусной остановкой зиял огромный плакат социальной направленности. Изо рта явно ужаленного парня выплывал белый пузырь с надписью: «Я нашёл выход!» Чуть ниже, видимо пояснение, что же имеется в виду: «Наркомания и алкогольная зависимость!!!» Под портретом нашедшего выход из всех жизненных неурядиц в наркоте и пьянке, продолжение: «Лечение наркомании, алкогольной зависимости и табакокурения, чтобы были здоровы!» Теперь не осталось и сомнения, что пагубные зависимости несчастного обречённого нарка-алканавта будут просто здоровенными…

Словно живое свидетельство того, что подобный выход нашёл не только рекламный юноша, под плакатом, прямо на асфальте, лежало нечто, отдалённо напоминающее человека. Рядом с ним в луже валялось несколько помятых «бич-пакетов» (лапша быстрого приготовления). Бомж непрерывно вёл сам с собой столь занимательный диспут, что даже погодные катаклизмы не отвлекали его от философской дискуссии.

По совету подруги из телевизора я надела свой экстравагантный наряд. Но модная, жутко дорогая футболка была явно не по погоде легка, да и зонтик я в спешке позабыла прихватить. Теперь с грустью наблюдала, как обвисают, превращаясь в мокрые сосульки, мои локоны. Хотя, по словам всё той же теледивы, сейчас мода – чем хуже, тем лучше. Я ощутимо продрогла и, так как спросить было больше не у кого, осторожно поинтересовалась у бродяги, кивая на подъезжающий автобус:

– Скажите, пожалуйста, я на этом автобусе до «Европы» доеду?

– Нет, только до Азии! – Сердито буркнуло одутловатое лицо без определённого места жительства. Он, оказывается, ещё не растерял чувство юмора!

Мне вдруг так захотелось уехать отсюда далеко-далеко, в другую жизнь. Подошедший транспорт, как ледокол, прорезал дождь, который припустил стеной. Казалось, что большой и надёжный корабль уносит в какие-то неведомые страны, где всё по-другому, навстречу мечте, возбуждая неясные надежды на необыкновенные, но обязательно восхитительно крутые перемены. От нервного напряжения меня начинало потряхивать, и я не чувствовала ни холода, ни дождя. Когда Китикэт вела меня подземными тоннелями, о наличии которых под зданием шоу-центра я даже не могла предполагать, у меня уже зуб на зуб не попадал.

– Слушай, Кити, а что если у меня ничего не получится? Вдруг от волнения не снизойдёт? Не откроется дверь в информационное поле… И всё!!!

– Ой, я вас умоляю! У тебя сейчас самая лёгкая задача – блеснуть чешуёй. Мели Емеля – твоя неделя. Знаешь, есть такая профессия – Родину смешить! А ты попробуй-ка через охрану пролезть, да ещё балласт с собой пронести – тебя, коматозную, – вот где настоящее искусство лицедея! Если дверь не откроется – пинком её – и подключай интуицию. А интуиция у нас что? Это способность головы чуять жопой. А этого добра у нас навалом, – с этими словами Китикэт задорно шлепнула меня по заду, что подействовало несколько ободряюще, но следующая фраза обдала жаром. – Всё, пришли!

У ничем не примечательной двери переминалась сплочённая единой целью группа в возбуждённо выжидательной позиции. Миловидный молодой человек, среди ожидающих аудиенции, показался мне знакомым. Он держал одну пушистую бардовую розу на длиннющем стебле, и руки его чуть заметно дрожали. Китикэт постучала шифром, выбивая незамысловатую мелодию. «Царские врата» отворились, внутрь запустили только нас.

Ноги моментально потеряли чувствительность. От обрушившегося звенящего волнения заложило уши, и голос я, наверное, тоже потеряла. Если бы Китикэт не дёрнула меня за руку, я б так и осталась маячить в полуобморочном состоянии, не в силах переступить порог.

В комнате, залитой ярким светом, начинался другой мир. Я словно взошла на трап инопланетного корабля – мне предстояло вступить в контакт с представителем внеземной цивилизации.

На фоне огромного зеркального прямоугольника с опоясывающими его по периметру гирляндами ламп в кресле спиной к нам сидел ШАФРАН!!! Даже со спины я узнала бы его из миллиона. Только у него могли быть такие красивые мужественные плечи и такие блестящие каштановые кудри, спадающие ниже лопаток. В углу комнаты стояли коробки, наполненные пустыми флаконами от парфюма. Я же читала в каком-то глянцевом издании, что перед концертами Шафрана зал опрыскивают духами для создания соответствующего настроения. Ещё подумала – поди брешут!

Большой стол у окна, гримёрные столики, подоконники и даже некоторые стулья были завалены косметикой и апельсинами в различной степени переработки: целые, полуочищенные, в виде кожуры, в консистенции свежевыжатого сока, а также бутылированного покупного нектара. Видимо, на случай, если всех этих запасов все-таки не хватит для удовлетворения бешеного апельсинового голодания Звезды. В атмосфере стоял столь стойкий цитрусовый запах, что распознать аромат вылитого в зал одеколона не представлялось возможным.

Так же в комнате находились два юрких помощника и уже известный ди-джей Финик, коему я и была обязана теперь этим невероятным счастьем. Он же первым отреагировал на наше появление:

– Лёва, вот та, о ком я вам говорил. Её привезли специально для вас. (Меня, оказывается ещё и везли (!) – будто я не мокла целый час на остановке в компании остроумного люмпена) Познакомьтесь, это… – Финик вытаращил глаза на Китикэт. Его выразительный взгляд взывал: «Ну, подскажи, сволочь такая, не помню я, как эту тёлку зовут». Но Кити мстительно взирала сквозь собеседника, бессовестно и даже как-то блаженно улыбалась, будто всю жизнь только и ждала момента, чтоб подставить сотоварища.

Пауза затянулась на несколько томительно длинных минут, в течение которых Шафран продолжал так же буднично новодить марафет, что-то подштукатуривая на своём лице, как будто ему ничего и не говорили вовсе. Но затем герой девичих грёз медленно повернулся на сиденье и начал вставать – именно начал… так как этот процесс занял гораздо больше времени, отпущенного природой, в обыденном понимании. Венценосный повелитель грёз медленно рос к потолку, словно взлетая. Это потом уже, когда артист вышел на сцену, я увидела, что он обут в сапоги на толстенной платформе и каблуках, зашкаливающих по высоте все разумные пределы.

Я не осознавала в том момент, где я нахожусь, во что одет мой кумир (что-то лаковое и поблёскивающее), и вообще – во сне или на яву. На меня сверху, казалось, с самых небес смотрели его невероятно красивые глаза. Огромные, карие, влажные, словно плавающие в голубоватом молоке, сливы. «Ресницы пушистые и нереально длинные. Веки ярко подведены, почти как у Летучей Мыши! И вообще, зачем такой внушительный слой грима?»