Михаил Орлов - Между молотом и наковальней. Из хроник времен XIV века

Здешние князья опирались на волжские купеческие города и могли противостоять влиянию Москвы, но за свободу надлежало сражаться, а здесь не любили и не хотели проливать кровь. А ведь только на ней зиждется власть, как это ни горестно. Приволжские торговые корпорации только зарождались и не торопились вкладывать деньги в политические предприятия. Не жаловали они ни своего государя, ни его родственников, но терпели, ибо без князей никак нельзя, они гаранты порядка, а без него невозможна правильная торговля.

На возвращение Бориса Константиновича в Нижний Новгород Москва смотрела с нескрываемым недовольством, хотя тот и не проводил враждебной ей политики. Тем не менее Василий Дмитриевич созвал на совет нескольких многоопытных мужей.

Дума как таковая тогда не имела постоянного состава. На обсуждение военных вопросов приглашали воевод, на дела, связанные со сбором пошлин или торговли, звали иных людей, понаторевших в коммерции и финансах, а на вопросы, связанные с внешней политикой, – третьих. Тем не менее, нужда порой заставляла объединять несколько направлений вместе.

В тот день Василий Дмитриевич собрал у себя четверых: прямого и решительного рубаку Федора Андреевича Кошку с багровым шрамом от сабельного удара через все лицо; плутоватого и большеротого Илью Ивановича Квашню, специалиста по самым замысловатым интригам; молчаливого и коварного Петра Константиновича; вкрадчивого и добродушного с виду толстяка Даниила Феофановича, опытнейшего дипломата, не раз служившего московскому дому в Орде, Литве и Великом Новгороде, некогда постигавшего посольскую науку под началом казненного на Кучковом поле Кочевина-Олешеньского, имя которого ныне старались не упоминать.

Все четверо слыли людьми старой закваски, опасались, но не боялись литовцев, к татарам относились осторожно и с почтением, а за московские интересы могли перегрызть глотку собственному брату. Каждому из них перевалило за сорок, нынешнему великому князю они чуть ли не в отцы годились, хорошо помнили его младенцем, но благоразумно помалкивали о том. Когда-то один из бояр Семена Гордого [37] Великий князь Владимирский и Московский (1340 (?) – 1353). посмел заметить, что держал того на руках в пеленках, и вскоре почил в княжеском подвале всеми забытый. Такие уроки легко запоминаются другими людьми князя.

На домотканом красном половике у ног Василия Дмитриевича развалился черный котище с белыми усами – княжеский любимец Веня. Лениво пошевеливая пушистым хвостом, зверюга посматривал на бояр из-под полуприкрытых глаз и размышлял о чем-то своем. Как и всякий эгоист, он полагал, что Московское княжество создано, трудится и воюет исключительно для того, чтобы прокормить его, милягу.

Приглашенные расселись вдоль стен, завешанных коврами по ордынской моде, прижившейся здесь со временем Ивана Калиты.

Василий Дмитриевич начал речь без затей:

– Господа бояре, вам, верно, известно, что Борис Городецкий вторично выпросил у царя [38] Царями на Руси в XII-XV веках называли как византийских императоров, так и ханов Золотой Орды. ярлык на Нижний Новгород. Некогда мой батюшка помог согнать его оттуда, и Тохтамыш проглотил это. Сейчас меня заботит, не станет ли он препятствовать нашей торговле по Оке и Волге в отместку за помощь его племянникам и что мы можем этому противопоставить?

Неторопливо, как и надлежит, человеку, знающему себе цену, поднялся Федор Андреевич Кошка и как припечатал:

– Сдается мне, государь, что не только ему, но и твоим шуринам Кирдяпе и Симеону отдавать Нижний негоже. Они ничуть не лучше своего дядюшки, а город богатый, за него стоит пободаться.

– Верно, верно! – поддержал немногословный Петр Константинович. – Занятное дельце может выйти, коли с умом в него ввязаться…

– Не худо бы Нижний Новгород к Москве присоединить, – поняв по-своему мысль последнего, заметил, расплывшись в улыбке, Даниил Феофанович, и глаза у него блеснули молодым, дерзким задором. – Тогда уж с нами никто не посмеет тягаться – ни Тверь, ни Рязань, об остальных и говорить нечего. Разве что Литва?

– Да возможно ли сие? – усомнился молодой князь, не готовый к такому повороту беседы.

– Если подойти ко всему со знанием дела и здравым умом, то за это стоит побороться. Да почему бы и нет? Нижегородцев на свою сторону переманим. Не всех, вестимо, а нужных. Дальше само пойдет, – закивал Илья Иванович Квашня.

– Как же такое устроить? – оторопел Василий Дмитриевич.

– Э-э, глаза боятся, а руки делают. Ближних к Борису людишек подкупим, а остальным наобещаем с три короба… Им и этого довольно. С Ордой посложнее, но если не поскупиться, то она тоже не устоит. Договоримся, не впервой перекупать ярлыки! Нижний того стоит! – заметил толстяк Даниил Феофанович и со значением оглядел остальных; несогласных не оказалось.

– Удастся ли только? Сказывают, хан к Борису благоволит, – опять засомневался Василий Дмитриевич.

– Тохтамышу для войны с Тимуром нужны деньги и ратники. Ради них он уступит, никуда не денется, – поднявшись со скамьи, принялся отстаивать свою позицию Даниил Феофанович. – Дадим, сколько попросит. Потом вернем все податями с Нижнего, с него много можно взять…

– А племянники Бориса Василий Кирдяпа и Семен?

– Намекнем им, что ради них стараемся, чтобы не путались в ногах, – нашелся старик Федор Андреевич. – А когда город приведем к присяге, то уже не посмеют оспаривать город…

– Не считайте суздальских князей простофилями. Они ничуть не глупее нас. С Кирдяпой я в заложниках томился и знаю, что он себе на уме. Такому палец в рот не клади. Откусит…

– Вот и проверим, но на руку наденем кованую перчатку из ханского ярлыка. Куснет раз, куснет другой – и зубы поломает. Ха-ха-ха… – подытожил Илья Иванович.

– Будь по-вашему, господа бояре, – кивнул князь и в некоторой растерянности подумал: «Хотел посоветоваться, да вот что получилось! Но коли удастся присоединить к себе Нижний, то это станет крупнейшей победой Москвы, не чета Куликовской битве. Тогда батюшка ничего не добыл, кроме славы, а народу положил видимо-невидимо… Я же Приволжьем так увеличу свои владения, что куда там! И все это под невнятный шепот, тихий перезвон монет и услужливые улыбки, а не под звон мечей».

– Не сомневайся, государь, не подведем. Все будет шито-крыто, коли только твой кот не продаст нас за тридцать сребреников, – заметил Даниил Феофанович.

– Он не болтлив, – поднявшись в знак окончания беседы, заверил Василий Дмитриевич.

Все поклонились и чинно по очереди выплыли из горницы, а князю опять вспомнилась дочь Витовта Софья. Никого особенно не любя и не вполне осознавая того, ему хотелось быть любимым ею.