Владимир Тормышов - Ступени на песке

Пока Юрка Дубовской низкий, нескладный малый, ходил закапывать пустые банки в мусор, к нам пришел начальник лагеря и попросил срывающимся голосом, если это возможно, завтра не готовить больше макарон.

Видимо, наша пища не пришлась ему по вкусу, хотя он в отличие от собак и съел её.

Если до этого мы подозревали его в мазохизме, то после этой просьбы нам с Гасаном стало стыдно.

– Вы, конечно, извините нас. – Сказал я. – Но ничего кроме макарон на складе нет.

– Как? Совсем? – в голосе нашего преподавателя отчетливо слышались нотки ужаса.

– Нет, ну есть, конечно: хлеб, мука, чай, сгущенка, кофе, консервы какие-то, лапша, соль и сахар. – отрапортовал я..– А больше ничего нет.

– Да, дело труба. – Сокрушенно вздохнул наш классный. – Но продукты, я думаю, мы закажем, это не проблема. Другой вопрос что заказывать.

– А заказывайте все, что есть, и побольше – высказался я.

– Что собираетесь готовить на завтрак? – спросил нас «папа».

– Да не знаем, сами вот думаем. – Подал голос Гасан, а затем вдруг неожиданно заявил:

– А я не хочу быть больше поваром, чтобы надо мной смеялись. Хочу на поле собирать арбузы. Мы уже неделю тут, а я еще ни одного арбуза не попробовал.

– Ничего, еще успеешь, попробуешь. А с поваров я тебе не разрешаю уходить, это приказ, – охладил его пыл наш начальник. – Все, на этом тема закрыта. А завтра давайте приготовьте молочный суп-лапшу. Вместо молока используйте сгущенку, разведите ее, что делать дальше я вам расскажу.

То, что мы приготовили на следующий день, на завтрак я бы сейчас ни при каких обстоятельствах есть, не стал бы, но все же это было лучше, чем то, что было до этого. По крайней мере, собаки ЭТО ЕЛИ С УДОВОЛЬСТВИЕМ. Про курсантов, правда, этого не скажешь. Но мы рассудили здраво, что они еще не привыкли к нашей стряпне, а собаки начинают потихоньку привыкать. Мы видели в этом хорошее предзнаменование.

Воодушевленные этим, мы приступили к приготовлению обеда, который должен был состоять из пяти блюд в нашем понимании: хлеба, чая, сахара, макарон и какого-нибудь супа. Поскольку молочный суп-лапша не совсем у нас получился по нашему общему мнению, то решено было приготовить что-нибудь более вкусненькое. Правда, возникал вопрос из чего, поскольку почти ничего не было. Но этот вопрос был для нас тогда несущественным и носил скорее чисто умозрительный характер, поскольку, что делать со всей этой пищей мы и понятия не имели, хотя надо признать, что учились мы искусству приготовления пищи очень быстро, и со временем ее даже стало можно есть, без риска быть отравленным.

Как бы там ни было, но суп из нас готовить никто не умел, поэтому его приготовить было поручено мне как шеф-повару. Я подошел к этому процессу творчески: еще раз в светлое время суток провел ревизию продуктов на складе, и к своему удовольствию нашел в самом темном углу немного картошки и морковки. На складе были еще консервы.

Консервами оказалась бессмертная килька в томатном соусе. Я открыл несколько банок кильки. Почистил картошку с морковкой, закинул все это в кастрюлю десяти вёдерную, кинул туда же пшена, специй каких-то, какие были в наличии не пожалел, соль и перец.

Получилось в результате очень даже симпатично и вкусно, чего я сам не ожидал. Есть это было можно. И ребята с удовольствием поели уху из кильки. Это была маленькая, но победа.

Так текли наши дни в этом поле на краю света. Курсанты ходили на поле, собирали арбузы, мы готовили им еду. Если это можно было назвать едой. Курсанты худели на глазах. А собаки, с удовольствием пожирали выкинутые на свалку, приготовленную нами и недоеденную ротой пищу, и жирели на глазах.

Наше время уходило как вода сквозь пальцы, а мы, бедные курсанты все еще находились в плену собственных романтических иллюзий. Вечерами смотрели на звезды и мечтали о море, и радовались жизни.

Все было ничего, мы постепенно привыкали к новой жизни. Жизнь уже казалась спокойной и налаженной.

Но тут неожиданно взбунтовался Гасан. Он пошел к начальнику и прямо ему так заявил:

– Не хочу я быть больше поваром, – сказал он с суровостью, присущей горцам.

Ему для полноты эффекта не хватало бурки и кинжала на пояс.

– Все нормальные люди работают с девяти до четырех, а я, как ишак, каждый день встаю в пять часов, и заканчиваю в десять, а чаще в одиннадцать часов вечера. Ложусь спать в двенадцать ночи каждый день, а эти горные козлы еще орут, что им невкусно. Привыкли дома, понимаешь, в ресторанах кушать. Папа-мама их кормят всякими коржиками-моржиками, а Гасан не повар в ресторане, и готовить всякие деликатесы совсем не умеет.

– Мы с тобой говорили на эту тему. – Прервал его монолог классный «папа», – иди и работай. Разговор окончен.

Каждое утро один из нас, поваров, вставал в пять часов, и начинал готовить завтрак, в семь к нему присоединялись еще двое, а потом на кухне оставался кто-то из нас, кто следил за процессом приготовления пищи, а остальные шли спать.

Когда я на следующее утро пришел на свое рабочее место, кушать готовил непокорный Гасан.

– Я приготовил на завтрак классическое меню, – сказал он. – Макароны с сахаром и чай с хлебом. Я пошел спать.

Когда я открыл большую кастрюлю, где варились макароны, и попробовал их помешать, у меня это почему-то не получилось. Какие бы героические попытки я не предпринимал, все было тщетно.

Я пробовал их промывать, но все было бесполезно. Макароны слиплись в единый монолит и держались насмерть. Как стойкие оловянные солдатики, или как русские под Москвой.

Тогда я попробовал их порезать. Макароны в смысле. Или то, что было макаронами в прошлой жизни, до того как их неразумное чадо Сумгаита начал готовить.

За этим занятием меня и застал наш классный руководитель. За разрезанием МОНОЛИТА, без единого намека на макароны. Это была однородная масса теста, слипшегося воедино навечно.

Классный «папа» внимательно на все это посмотрел, тяжело вздохнул, и отдал приказание выкинуть эту неаппетитную пищу местным собакам, которые за то время, что мы были поварами здорово разжирели, и стали больше похожи по комплекции на свиней, чем на собак. Вот кто был по настоящему счастлив в то утро, так это, пожалуй, местные собаки, друзья человека, паразитирующие на нашей доброте и на наших выдающихся кулинарных способностях.

На завтрак мы ребятам дали по банке килек в томате и чай. Все были очень довольны и счастливы. Как оказалось мало нужно человеку для подлинного счастья!

После нашей готовки кильки в томате пошли на «ура» и казались неземным деликатесом. Многие с ностальгией вспоминали свой дом и свою маму, которая прекрасно готовила. С одной стороны было прекрасно, что мы своей деятельностью на ниве кулинарии смогли вызвать такое усиление сыновней любви, но с другой стороны мы понимали, что поваров из нас не получилось и что с приготовлением пищи нам нужно завязывать, дабы все это не кончилось битьем.