Илья Штемлер - Одинокие в раю

Он слегка лукавил. Сумасшедшие события конца восьмидесятых вместе со страной разрушили и службу охраны в пригородах. Дача Грина Зотова стояла лишь под присмотром собак из вблизи двух-трех соседских семейств. Слава богу, за минувшие годы никаких эксцессов не наблюдалось, хотя сплошь и рядом жуть что творилось: ломали, обворовывали, поджигали…

Тамара огорченно молчала. Вздохнула, поправила локон, упавший на лоб, пробормотала: «Ну, что поделаешь…» Взглянула на Зотова и виновато улыбнулась, проявив на левой, матово-белой щеке детскую ямку. Почему-то ямка появлялась при улыбке не всегда, а сейчас появилась, вероятно, свет как-то особо падал.

– И что это вам так приспичило с дачей, – проронил Грин Тимофеевич и осекся.

Его пронзила мысль: а не пахнет ли тут какой аферой? Молодая, привлекательная женщина пришла, считай, с улицы. Сколько пишут в газетах, бубнят по телику об изощрениях мошенников. Может быть, и эта Тамара особа такого же пошиба? А я, старый осел, сижу развесив уши… С другой стороны, если вспомнить, что встреча в конторе у Таврического сада была случайной, то появление Тамары с ее предложением вполне объяснимо и не несет ничего дурного.

Тамара уловила внезапную перемену настроения хозяина квартиры. Какие странные глаза у дядечки, подумала Тамара, один зрачок помутнел, точно спрятался под вуаль. Она не знала о беде Грина Тимофеевича, о злосчастном капилляре, болезнь которого повлияла на его судьбу. Особенно это несчастье проявлялось при беспокойствах, как сейчас. Когда возникали вопросы, нарушающие ровную, уложенную жизнь. Даже бурные события, потрясшие страну в конце столетия, мало чем трогали Грина Тимофеевича. Он точно знал: какая бы ни была перестройка, кто бы ни пришел во власть – консерваторы или демократы, – в России все останется по-прежнему. И коррупция, и воровство, и все-все. Потому как основа основ – ее величество Культура, та, которая в крови, из поколения в поколение, что у левых, что у правых, единая. От одного корня – монгольского ига, вбитого за сотни лет владычества. Так что политика его только забавляла, не более того. А сомнение, которое заронила в нем милая молодая особа, касалась лично его…

Признаться, особого огорчения упертость дядечки у Тамары не вызвала. Она даже испытала облегчение: заботы, связанные с какими-то смутными обязанностями ландшафтного дизайнера ее не воодушевляли. Теперь она словно сбросила с плеч осточертевший груз…

Улыбка собрала милые морщинки у переносицы и паутинкой расплескала их под глазами.

– Ну, Гри-и-ин Тимофе-е-евич, – певуче проговорила Тамара, – я рада с вами познакомиться. Очень-очень! Первый писатель, которого вижу живьем. На всю жизнь запомню.

Голос Тамары звучал искренне и тепло. Пробуждая в памяти Грина Зотова интонации актрисы, игравшей героиню его любимого спектакля. Имя актрисы забыл, а голос, точнее интонацию, сейчас вспомнил. И память эта развеяла все опасения в дурном намерении своей гости. Пробудила досаду при мысли, что молодая женщина сейчас уйдет и вновь его затянет тишина квартиры, тоскливая суета повседневности…

– Ладно. Если вам так приспичило, – Грин Тимофеевич смотрел, как Тамара поднимается с места, – я поеду с вами на дачу. Покажу, что к чему, и вернемся.

– Нет. Я уж останусь на день-другой, освоюсь. Потом съезжу за вещами. – Тамара вновь опустилась на стул.

– День-другой? Но там, кажется, не очень-то с женскими…

– Ничего. Обойдусь мужскими. Мужское-то тряпье, надеюсь, там есть, на пару дней.

– Мужское есть. Да и из дамского кое-что найдется…

– Понимаете, Грин Тимофеевич, – перебила Тамара, – мне негде жить. Вернее, есть где. Пока. Но мне не хочется… Так сложилось.

– Ну, если так… поживите здесь – великодушно произнес Грин Тимофеевич и осекся, словно удивляясь самому себе.

– У вас?!

– А что? Я живу один… Детская комната пустует. – Грин Тимофеевич смотрел в изумленные глаза молодой женщины, и это ему сейчас нравилось. – Поживите какое-то время, а там…

– Но как-то… все неожиданно, – пробормотала Тамара. – Заманчиво…

«А почему, собственно, нет?» – Тамара все решила мгновенно.

Выгода была прямая. Чем она рискует – поживет какое-то время, поможет бедолаге по хозяйству, тем, собственно, и отплатит. Сегодня такие услуги в большой цене…

А у Грина Тимофеевича вместе с благородным порывом, мелькнули меркантильные мысли. Он обвел взглядом запущенную гостиную, ее замызганные пыльные окна. Он еще не знал, чем обернется это неожиданное предложение, что готовит ему судьба.

Ему хотелось продлить звучание голоса, интонация которого возвращала к образу героини спектакля «Одинокие в раю»…

Сегодня пятница. День, как известно, несерьезный, быстротечный, настроенный на субботу. Затевать что-либо в такой день значило комкать дело изначально. Или, в лучшем случае, оставаться в раздумьях еще на двое суток, до следующего понедельника…

Грин Тимофеевич верил в эту закономерность, однако, истомившись неопределенностью, решил испытать судьбу. Его изнуряло любопытство. Не ведая за собой грехов, достойных внимания правоохранительных органов, он явился на улицу Якубовича с чувством какого-то сладострастия, желанием посрамить своего спесивого дознавателя-следака. Кого-то из тех, чьи самоуверенные физиономии и победные похождения заполняли экран телевизора…

Внешне следователь выглядел иначе – болезненно толстый, с мясистым, добродушным лицом под шапкой сальных седых волос – скорее походил на старого бухгалтера. И фамилия – Сидоров…

«Иванов, Петров, Сидоров», – назойливо вертелось в голове Грина Тимофеевича с момента, как он прочел на двери кабинета № 18 фамилию следователя.

– Гражданин Сидоров? – Грин Тимофеевич переступил порог.

– Он самый, – добродушно пророкотал следак из-за широкого щербатого стола, – только почему «гражданин»? Пока товарищ или, на худой конец, господин… Гражданин – это по тому, как дело пойдет… А вас, любезный, как величают? Паспорт, надеюсь, с вами? Присаживайтесь.

Грин Тимофеевич порыскал глазами, выискивая, куда положить паспорт и повестку, уж очень был стол захламлен, и протянул их следователю. Тот цепко подхватил документы толстыми пальцами с темными дужками под ногтями.

– Садитесь, садитесь, – повторил хозяин кабинета и раскрыл документы.

Грин Тимофеевич хотел было поудобней развернуть стул, но стул не поддавался. Приколочен он, что ли? Не уточняя, Грин Тимофеевич присел и втянул ноги под сиденье, так было удобней.

– Так вы и есть Зотов? – с каким-то расположением проговорил следователь. – Я уж отчаялся, думал: то ли повторно пригласить, то ли оформить принудительный привод… Что ж вы, любезный Грин Тимофеевич, вовремя не пожаловали? Кстати, меня зовут Павел Павлович…