Чёрный Лев - Cудьба и долг

– Он… убьёт тебя… Когда-нибудь, он… убьёт тебя.

Человек со шрамом, заинтересованный последними словами Бартоломео Гискара, спросил:

– Кто убьёт меня?

Гискар, умирая, сказал:

– Он…Его сын!

В конце июня 1625 года, по дороге, ведущей из Кастелламмаре в сторону Палермо, верхом двигались два всадника.

Один из них, высокий, худощавый мужчина средних лет, одетый в обычный камзол для дальних путешествий, восседал на превосходном испанском жеребце благородных кровей.

Другой, одетый попроще, держался чуть позади. Лошадь его ничем примечательным не выделялась. Поперёк седла у него были перекинуты седельные сумки, в кобурах торчали рукояти пистолетов, а сзади, к седлу, был приторочен мушкет. В поводу он вёл осла, нагруженного припасами.

Они выехали из Кастелламмаре ещё до рассвета, а сейчас солнце приближалось к полудню. И люди и лошади устали от зноя и долгого пути.

– Господин, пора дать отдых лошадям, да и нам, не мешало бы, подкрепиться – сказал второй всадник.

– Потерпи Буше, осталось не долго, похоже, мы уже почти у цели.

Буше, который не любил верховую езду, а предпочитал под ногами твёрдую землю или раскачивающуюся палубу корабля, с сожалением вздохнул.

Проехав ещё с пол лье, за поворотом дороги, они увидели стоявший на холме замок.

Это был один из тех замков, которые в XI–XII веках возводили на Сицилии норманны. Замок был построен в отличном месте, на господствующей над всей местностью высоте. Дорога и прилегающие окрестности лежали перед замком как на ладони. Когда-то, все прилегающие к высоте деревья были вырублены для улучшения обзора, но сейчас видны были следы запустения. Местность перед замком и склоны высоты поросли густыми зарослями кустарника и молодыми деревьями.

Да, со времён нормандского дворянина Роберта Отвиля, ставшего в 1059 году герцогом Сицилии, и его младшего брата Рожера – великого графа Сицилии, множество нормандских рыцарей осело на Сицилии, завоевав эту землю своей доблестью, отвагой и кровью.

Свернув на ведущую к замку дорогу, всадники шагом поехали по ней, постепенно поднимаясь в гору. Приблизившись, всадник на испанском жеребце увидел, что фортификационные и оборонительные сооружения замка оставляют желать лучшего. Крепостной ров высох и местами обвалился, подъёмный мост видимо был сломан, и лежал переброшенный через ров, ворота отсутствовали, стена замка, также местам обвалилась, а кое-где в ней зияли проломы.

Шагов за тридцать от ворот замка всадники были остановлены выстрелом, раздавшимся из бойницы одной из башен. Пуля с противным звуком расплющилась о большой придорожный камень. Первый всадник остановил свою лошадь, а Буше, напротив, послав своего коня скачком вперёд, прикрыл собой своего господина.

Из башни замка, молодой, звонкий, юношеский голос прокричал:

– Кто вы, и что здесь делаете?

Всадник на испанском жеребце, тронув своего коня, выехал первым, и прокричал в ответ:

– Я граф де Шаньи. А это мой слуга Буше. Я ищу Александра де Бриана. У меня есть сведения о его отце.

Видимо в башне замка возникло замешательство, вероятно там совещались. Но вскоре, тот же юношеский голос, прокричал:

– Хорошо. Въезжайте во двор.

Всадники, тронув своих коней, шагом преодолели расстояние до ворот и въехали во двор замка.

Во дворе замка они спешились. Буше вопросительно посмотрел на графа, Шаньи отрицательно повёл головой.

На пороге одной из надвратных башен, стоял мальчик лет 15–16. На бедре у него висела шпага, а за пояс были заткнуты два пистолета.

– Я Александр де Бриан. Если вы прибыли с добрыми намерениями, то прошу вас, входите.

И молодой человек посторонился, давая возможность приезжим войти. Он не сводил настороженного взгляда с незнакомцев, ловя их взгляды, движения рук, походку.

– Буше, останься здесь, и присмотри за лошадьми.

И обращаясь к юноше:

– Рад вас приветствовать, господин де Бриан.

И отвесив галантный поклон, граф де Шаньи вошёл в дверь.

Поднявшись по лестнице, Шаньи оказался в полукруглой комнате, в которой когда-то, в лучшие времена, наверно находилась комната отдыха стражи. Теперь в ней каменные стены комнаты были завешаны гобеленами и коврами, на которых висела коллекция оружия – топоры, мечи, сабли, секиры, щиты и многое другое, посередине стоял стол и несколько стульев, со сваленными на них в беспорядке шпагами, кинжалами, пистолетами, рожками с порохом, пулями. К бойницам башни были прислонены мушкеты и карабины. Вдоль одной из стен находилось нечто подобное кровати, сооружённое из грубо сколоченных досок. Возле другой стены стоял резьбовой дубовый шкаф для посуды, в котором были серебряные кубки и блюда.

Определённо, в этой комнате роскошь, соседствовала с бедностью.

Де Бриан неотступно шёл следом, и когда Шаньи, бегло осмотрев комнату резко повернулся, он остановился, но ни один мускул не дрогнул на его лице.

– Присаживайтесь. Позвольте предложить вам вина с дороги, по вам видно, что вы проделали долгий путь и наверняка устали.

– Благодарю. Это было бы великолепно.

И пройдя в комнату, Шаньи сел на один из стульев. Де Бриан взял левой рукой стоявший у стены кувшин, и подойдя к столу, наполнил вином один из стоявших на столе серебряных кубков, не сводя настороженного взгляда с приезжего.

– Прошу вас.

– Спасибо, юноша.

Взяв чашу, Шаньи пригубил немного вина.

Соблюдая все правила этикета и приличия, де Бриан и де Шаньи, не начинали прямого разговора, выжидая. Хотя молодому человеку, и не терпелось узнать те новости, которые собирался поведать ему граф.

– Не плохое вино. Видимо здесь, под щедрым солнцем Сицилии, вызревает хороший виноград.

Де Бриан не ответил. Он только кивком головы дал понять, что принимает благодарность. Он пристально рассматривал графа де Шаньи, стараясь по его лицу, одежде, манере поведения, повадкам, определить, что это за человек, род его занятий и какие известия он привёз об его отце. От его взгляда не ускользнуло, что лицо графа загорелое и обветренное, как у человека, который долго, или может быть, часто путешествует. На левой щеке имелся шрам, в виде буквы V.Чёрные с проседью волосы, усы, небольшая бородка клинышком.

Манеры, выдавали в нём человека из высшего общества, аристократа до мозга костей. Его камзол, богатый, из хорошего сукна, но без всяких излишеств, великолепный испанский жеребец, на котором он прибыл, расшитая золотом перевязь, говорили о состоятельности владельца. Но было, что-то в его облике, что вызывало настороженность и опасение. Может быть взгляд его серо-зелёных, с оттенком свинца глаз – холодный и проницательный, может быть то, как он сидел на стуле – свободно, непринуждённо, но в тоже время, казалось готовый вскочить при малейшей опасности, выхватить свою рапиру и… Опасность и угроза, ужас и страх, исходили от этого человека.