Дарья Жаринова - Будь моим сыном

– Мой мир, – в трубке звучал голос из студенческой молодости.

Севастиан, как его называли в кругах местных художников с ударением на первую «а», снова был безнадежно одурманен марихуаной.

– Сева, сукин ты сын, обещал же завязать, – они были знакомы девять лет, с первого курса литфака, и обещал он это десятки раз. – Ладно, твоё дело. Мне нужны интернет, ноутбук и кофе.

– Мир, если ты посетишь мой дом, его озарит самое яркое и тёплое солнце.

– Сева, – серьёзно повторила она, – ты бы реально прекращал, так и отъехать недолго.

– Нет, мой мир, я есть искусство, а подлинное искусство – бессмертно.

«Ладно, сейчас даже хорошо, что он не различает действительность и свой космос», – этого она вслух не сказала.

– Я сейчас заеду.

Мирослава завела машину и поехала в старый город.

Знакомый дом. Столько здесь было выпито в студенческие годы. Самые лучшие годы. Дверь не заперта. Ах да, искусство не может жить взаперти. Она толкнула её и сразу почувствовала терпкий и сладкий запах масляных красок, который ненавидела. Навстречу ей вышел Всеволод Залесский. Это была его настоящая фамилия, доставшаяся от деда-путешественника польско-украинского происхождения. Родители Севы тоже были путешественниками, и когда ему исполнилось три года, отбыли в очередное «плавание», да так и не вернулись. Но живы они были до сих пор. Вроде бы. Об этом рассказывала бабушка Севы, которая и занималась воспитанием внука. Ещё несколько лет назад она питала надежды, что между внуком-художником и отличницей Мирославой Ворошиловой будет бурный и продолжительный роман, но его не случилось.

– Что я вижу! На пороге моей скромной обители появился весь мир, – Сева трепетно по-дружески прижал гостью к груди.

– Сев, ты прости, я не в гости. У меня небольшие неприятности. Нужен покой, интернет и немного кофе с корицей, если есть, – перечислила Мира, когда первый поток Севиной нежности немного схлынул.

– Для тебя, мой мир, я бы даже вышел в застенную жизнь и купил это. Но, к моей радости, всё и так есть.

Он провёл её в просторную тёмную гостиную.

– Ноутбук, – он показал на стол. – Кофе сварю и позову тебя.

Как только он вышел из комнаты, Мира открыла ноутбук и почту. Несколько непрочитанных писем. Десять секунд. Страница всё никак не открывается. Ещё несколько секунд. Флешка с документами, которые она заранеё отсканировала, лежит в кармане.

Мирослава хотела написать письмо с электронной почты хозяина, но потом решила, что подставлять его будет подло. Неизвестно, чем всё закончится.

Несколько кликов мышкой и письмо с фрагментами документов отправляется Сазонову. Процесс запущен. Дальше только ждать.

Она оторвалась от монитора и почувствовала, как по огромному мрачному дому разливается успокаивающий запах кофе. Она почувствовала, как приятель добавил в турку корицы. Запах распространился по всем комнатам. И ей захотелось остаться в этом доме, потрепаться с Севой, а вечером собрать старую гвардию и напиться. Но кнопку «Отправить» она уже нажала.

«Что же ты, Мира, делаешь? Знаешь, что кишка тонка, знаешь, что испугаешься и дашь заднюю, когда у парня только появится надежда», – эти слова она повторяла себе уже не в первый раз, но что-то помогало ей не отступать.

– Мой Мир, кофе подать сюда или пройдёшь в столовую, – хозяин дома заглянул в комнату.

– Сейчас иду, Сев.

Мира вошла в кухню и с ногами залезла на высокий дубовый табурет – всегда так делала. Кактолькоона устроилась, из коридора раздалась мелодия её телефона. Мирослава спрыгнула и побежала за ним в надежде, что звонит Стас.

– Мир, привет, – с максимально возможной бодростью сказал он.

– Алло, Стас. Я целый день тебе звоню. Ты почему трубку не брал? Так нельзя, Стас, – всё это она почти простонала в трубку.

– Мир, я только увидел пропущенные. Извини, после школы на тренировку пошёл. Не слышал, – он не оправдывался, а просто и спокойно объяснял. Такой он был всегда, несмотря на свои 15 лет.

– Ты же обещал! Ты обещал, что не будешь тренироваться.

– Мир, не кричи. Тошно дома. Всё давит. Не могу я там. И я почти не занимался, сил сегодня совсем нет, просто сидел с ребятами.

Ей стало стыдно:

– Извини, не буду больше кричать. Стас, нам надо встретиться. Срочно.

– Всё нормально? – он только сейчас обратил внимание на её растерянный голос.

– Да, всё хорошо. Просто надо поговорить.

Они договорились, где встретятся, и она сбросила звонок.

Мирослава решила, что кофе подождёт, и вернулась к ноутбуку. В ящике висело одно непрочитанное письмо. Старые входящие она удалила. В письме приглашение на спектакль местного театр. Постановку Мира видела. Заканчивалась она хорошо.

Мирослава начала соображать, что делать дальше. Где-то в глубине души она была уверена, что Сазонов откажется. Но что тогда?

В комнату снова заглянул Сева. На этот раз он был раздражён:

– Мир, что за беготня. Кофе остывает, а холодный кофе, как холодная яичница, – редкостная гадость. Придётся новый варить.

– Севочка, дорогой, прости. Не надо новый. Мне, к сожалению, пора.

– Как? Я думал, мы хоть поговорим, тысячу лет тебя не видел.

– Нет, прости, надо ехать. Дела. Давай в следующий раз. Торжественно клянусь, что навещу тебя снова.

– Ладно, – он приобнял её и чмокнул в щёку. – Злиться на тебя всё равно не могу. Приезжай, я буду ждать.

Она села в машину и задумалась. Пока надо уговорить Стаса поехать в Москву на обследование, а затем в Израиль на операцию.

15 июля 2016 года.

Автобус с детьми остановился около разукрашенных ворот. Каждое лето Мирослава Ворошилова проводила своё лето здесь. В автобусе находился её новый отряд. Она любила детей, любила сумасшедший ритм лагерной жизни, тёплые ночные посиделки с воспитателями и гитарой.

Только на этот раз она приехала прощаться. С родной и любимой «Радугой». Нет, какой-то определённой причины не было. Просто она это чувствовала. Эта смена станет последней и она уж больше никогда сюда не вернётся.

Пока Мирослава в предвкушении смотрела вглубь территории, дети начали вырываться из автобуса. Воцарился хаос. Парни рвались первыми, но огромные девичьи чемоданы, стоявшие в проходе, не пускали их. Мальчики пинали чемоданы, девочки ругались на мальчиков.

«Всё, Мирослава Игоревна, понеслась. Каждый год ты сама этого хочешь», – она усмехнулась про себя.

– Так, все сели на места, – уверенно начала молодая воспитательница. – Пока не проведём перекличку, никто не выйдет. Я называю фамилию, вы берёте свои вещи и выходите. Спокойно встаете около автобуса. Дальше идти никуда не надо, ждёте весь отряд. Всё ясно? – дети в ответ недовольно загалдели, но остались на своих местах.

Она начала перекличку. Из автобуса вышли почти все. На листе оставалась одна фамилия, написанная почему-то не в алфавитном порядке и от руки: Богушевский Станислав.