Максим Буйко - НеГерой. Повесть о маленьком человеке

Сокурсница Алина была девушкой стройной и хрупкой. Происходила из интеллигентной семьи, кажется, врачей. Держалась она просто, часто была задумчивой и тихой.

Единственное, что немного ее портило, – это отсутствие приятных женских округлостей. Брюки беспомощно висели на ее ягодицах, не находя опоры. Лифчик не поддерживал грудь, а лишь скромно обозначал неочевидное ее расположение.

У нее были правильные черты лица и светлые волосы. Карие глаза и аккуратный, ровный носик. Легкий прозрачный пушок над верхней губой и чистый взгляд. Красота Алины была понятна, как таблица умножения.

А еще – в Алине была какая-то тайна. С однокурсниками она общалась ровно и дружелюбно, но немного отстраненно, как со случайными попутчиками. Мало рассказывала о себе и никогда не расспрашивала собеседника. Матвей не мог понять, что это – сдержанность или замаскированное равнодушие. Казалось, она знает что-то, что неизвестно остальным.

К началу первого курса Матвею удалось немного похудеть. Но отражение в зеркале продолжало вызывать у него приступы раздражения и недовольства: на Матвея обиженно смотрел невысокий коренастый парень с тонкими руками и ногами, сутулившийся под грузом лишнего веса. В юности обаяние свежести часто заменяет красоту. Но даже этот обыденный подарок судьбы был для Матвея недоступен.

Его круглое лицо было напрочь лишено мужественности. Порой Матвею казалось, что ему разом достались все невостребованные черты. Иначе как в одном месте могли оказаться пухлые женские губы, длинный нос, круглые щеки и невнятный подбородок? И всё это венчал высокий лоб, переходивший в пышную шевелюру.

Однако недолгая, но всё-таки победа над симпатичной Олей окрылила его. Теперь Матвею нужна была только красивая девушка. Ведь ценность женской красоты еще и в том, что она преображает и мужчину, который рядом.

Однажды Матвей и Алина шли вместе из института. Еще встречаясь с Олей, он отработал навыки, как деликатно проводить девушку. Матвей боялся женских отказов, потому что в юности получал их слишком много. Его способ позволял спокойно и без ненужных переживаний идти рядом. Достаточно было сказать: «Нам по пути».

Алина жила где-то на Гражданке. В институт ездила на метро. От института до метро было километра три – полчаса спокойной прогулки. За это время Матвей решил выяснить свои перспективы, если они есть. Или узнать, что нужно сделать для того, чтобы они появились.

– Как тебе Мадерин? – спросил он Алину.

Дмитрий Сергеевич Мадерин заведовал кафедрой истории и очень выделялся из числа других преподавателей. Он был крупным, мощным и уже немного обрюзгшим мужчиной лет пятидесяти с голосом под стать внешности: гулким и громыхающим.

Мадерин любил жестикулировать обеими руками. Не стеснялся использовать на лекциях сочные бранные эпитеты. Порой был саркастичен до грубости. Часто употреблял резкие метафоры собственного сочинения. Студенты-старшекурсники хранили целые тетради его особенно ярких перлов и передавали их младшекурсникам для продолжения. На тетрадях крупными буквами писали «Мадернизмы». Сокурсников, которые прилежно вели записи, продолжая традиции, в шутку называли «летописцы».

У Мадерина была странность: он очень не любил иностранные имена, особенно женские. Эту нелюбовь он переносил на обладательниц неславянских имен. Нескольким сокурсницам Матвея пришлось несладко. Сюзанна, Артемида, Виталина и даже Мальвина – да, у них на курсе была девушка и с таким именем – уходили с лекций Мадерина чуть ли не в слезах. Доставалось и Алине, но меньше. Может быть, помогала ее красота. А может, невозмутимость. Алина – единственная не нервничала и не переживала, когда Мадерин заводил очередную тираду.

– Как можно было назвать девочку Сюзанной? – гремел Мадерин с кафедры.

Сюзанна съеживалась и опускала голову. После разгромной перепалки в начале года, когда Мадерин одержал убедительную победу над студентами и в качестве приза устроил общий опрос, в результате которого почти весь курс получил двойки, спорить с ним уже никто не решался.

– Что это за имя – Сюзанна? – громко продолжал он. – Давайте разберемся. У русского человека имя должно быть русским. Ты русская, Сюзанна? – обращался он к девушке.

– Русская, – тихо отвечала Сюзанна.

– Прекрасно. И где же ты видела имя Сюзанна среди русских имен? Где? Я тебя спрашиваю! Русские имена – это Вера, Ольга, Людмила, Светлана. Сюзанна – имя нерусское. Неславянское. Не наше. Зачем тебе нерусское имя, Сюзанна?

Та молчала.

– Скажи мне, Сюзанна, – не унимался Мадерин, – у тебя есть карандаш?

– Есть, – грустно отвечала Сюзанна. Наверное, она была готова отдать все карандаши мира лишь бы он замолчал. Но Мадерин успокаивался небыстро.

– Покажи! – требовал он.

Сюзанна неохотно показывала карандаш.

– А теперь скажи нам, Сюзанна, что у тебя в руке? – вдруг задавал Мадерин простой вопрос таким тоном, что все понимали – сейчас начнется самое интересное. Те, кто по привычке дремал, – просыпались; вечно списывающие – откладывали конспекты. А летописцы – открывали тетради и ждали очередных «мадернизмов».

– Карандаш, – тихо отвечала Сюзанна.

– Правильно, карандаш, – соглашался Мадерин. – А почему ты назвала его «карандаш»? Почему не «пенсил»? Почему не «бляйштифт»? Почему именно «карандаш»?

Сюзанна молчала, упорно глядя на карандаш, зажатый в руке.

– А я тебе объясню, почему: предметы в России должны называться по-русски. И люди в России тоже должны называться по-русски. А не Сюзаннами.

Мадерин делал убедительную паузу и продолжал:

– Называй вещи своими словами, а людей – своими именами. Своими, то есть нашими. Понятно?

Сюзанна каменела и молча кивала. Летописцы дружно записывали «Называй вещи своими словами…»

Мадерин никогда не травил одну и ту же девушку две лекции подряд. Словно по невидимому расписанию, в следующий раз он распекал другую носительницу иностранного имени. Перебрав по очереди всех несчастных обладательниц неславянских имен, Мадерин начинал сначала, и так по кругу, не стесняясь в эпитетах и выражениях.

Сюзанне, Виталине и Мальвине доставалось больше всех. Артемида была девушкой легкомысленной и на лекциях появлялась нечасто. Когда доходила очередь до Алины, Мадерин смягчался, утрачивал свою язвительную остроту и разгромную речь произносил тише, спокойнее и даже как-то уважительнее.

Матвей спросил Алину про Мадерина, втайне рассчитывая, что она начнет возмущаться. Недовольство объединяет недовольных. Он был уверен, что после обсуждения мадеринских выходок они с Алиной станут немного ближе.

– Нравится, – ответила Алина и с улыбкой взглянула на Матвея. – Остроумный.