Виктор Девера - Храм любви. Книга 3. Шаг в бездну

Свою жену он мудрой не считал. С ней он уже не жил даже нормальной сексуальной жизнью. Она была из тех женщин, о которых говорят: неяркая снаружи, но гордая в душе. Нет, она была не дурнушкой, а по-своему привлекательной женщиной. Такие никогда не унизят себя проявлением своей любви. Они гордо ждут обхаживания мужчины и, рухнув после взятия их гордыни, все-таки остаются холодными в постели.

Доступ к ее телу один—два раза в месяц его не устраивал, так как секс превращался в одноразовую хлопковую радость. «Ты что, любишь прокисших мужчин? – замечал он ей. – С такой, как у тебя, потребностью мне нужно три жены». Она отмалчивалась. В отношениях не было необходимого взаимного уважения. Она давно не дарила ему ни ласки, ни нежности. В постели стала совсем холодной фригидной кобылой и его ласки старалась игнорировать, ссылаясь на то, что он ей причиняет боль, то придавит не там, то надавит не так.

«Обычная женская ложь, – подумав, решил он, – а может, есть другой», – но эти мысли гнал от себя. Некоторое время он все же старался раскрывать себя полностью, искренне делясь своими переживаниями, но в ответ слышал насмешку. Пытался что-то делать и надеялся на то, что лед ее растопит. Если один из партнеров отдается целиком, он может сломать любую стену, выстроенную другим человеком, насколько крепкой бы она ни была, считал он. Своим актом самоотдачи он призывал ее к взаимности и доверию. Однако его сексуальная энергия не передавалась ей и не возбуждала в каждом волоске его тела обратной энергии. Совместного ни кожного, ни душевного дыхания так и не появилось, как и совместной эмоциональной территории счастья. Телесный конфликт, как всегда, порождал душевный.

Как-то у нее в сексуальной близости даже в сердцах вырвалось: «Скорее бы ты атрофировался», и это камнем упало на его сердце. Чувствуя отсутствие взаимности, он тоже остыл, перестал дарить ей ласки и домогаться взаимности, требуя выполнения супружеских обязанностей. В какое-то время он, требуя от нее ласки в постели, услышал: «Что, тебе и душу еще надо? А если я не умею любить?!» Он посмотрел на нее и как отрезал: «Ничего мне от тебя не нужно». На ее грубость стал отвечать еще большей грубостью, и это ее остановило от дерзости. Его солдафонские, как она выражалась, шутки и привычки необтесанного мужлана ей не только не нравились, но и вызывали раздражение. Первое время она делала замечания, потом стала сравнивать его с плебеем. а себя относила к королевским кровям, стараясь хоть этим как-то его перевоспитать. По характеру она была очень сдержанной и высокомерной женщиной. Ему за такие удары по сознанию хотелось врезать ей по зубам, чтобы заставить ее перестать щетиниться, но это не было его принципом, так как зарекся в детстве не трогать женщин. Он видел, как отец издевался над матерью и им в детстве, и насилие над женщиной стало в его сознании непрощенным грехом. Ласковое произношение имени и отношения все-таки стали сухими. Она замкнулась в себе. Оставаясь наедине друг с другом, они практически не находили общих тем для бесед и общения, кроме как о необходимых покупках и заботах по дому.

Через некоторое время она установила ему отдельную кровать, и он к ней совсем потерял сексуальные желания. Их семья стала просто кооперативом по выращиванию детей и ведению совместного хозяйства, где обязанности заменили чувства, и семейная необходимость с повседневными заботами быта заменила любовь. Есть известная мудрость жизни: «Если фригидная жена потеряла способность или не может дарить нежность и ласку, то должна готовиться к тому, что эту радость ему предоставит другая».

Жену, похоже, устраивало даже такое положение их отношений. Она старалась только сохранять отца детям. Он исправно приносил деньги в пределах необходимых материальных потребностей семьи, и когда жена требовала большего, он отвечал, что большего надо заслужить, намекая как бы на ее невнимание к нему и фригидность.

Он жил своей непонятной ей жизнью, она – своей. Летом они жили на разных дачах. Потеряв душевные интересы, они, по сути, стали коммунальными соседями, и даже квартира, в которой они жили, казалась ему чужой, не вызывая у него должной мужской заботы.

Как-то, побывав на выставке одной подольской художницы, он заказал несколько картин, одну из них он назвал «Женщина, убивающая страсть». На этой картине была изображена сидящая обнаженная женщина. Опершись одной рукой на кровать, она другой рукой, с искореженным криком лицом, пронзала кинжалом дракона, набрасывающего на нее. Хвост дракона исчезал в женском чреве, между ног, как будто вырывался из ее плоти.

На другой картине, которую он назвал «Королева фригидности», была изображена в некоем ледяном храме обнаженная женщина изо льда, возносящая одну ногу на ледяной трон. Перед нею, согнувшись под тяжестью поднесенной ей чаши, как Геракл под ношей мира, стоял обнаженный мужчина. Сверху на этой чаше стояла олицетворяющая свет любви свеча. Королева, придерживающая сползающую с головы корону, поливала на горящую свечу воду. Вокруг из ледяных сугробов торчали замершие мужские головы, будто бы ее возлюбленных. Даже замерзшие цветы и птицы казались надгробным украшением этого храма фригидности. Жена некоторое время терпела эти картины, потом, ссылаясь на то, что эти картины ее угнетают и нагнетают депрессию, потребовала их убрать. Он был вынужден их вынести в чуланчик на лестничной площадке. Они были там вместе с ночным светильником из лакированного чучела головы огромной щуки. Из открытой, светящейся ее пасти вылезали две светящиеся русалки со свечами. Там, из подсобки, через некоторое время их и украли. Жена только обрадовалась и перекрестилась, если не подстроила все это сама.

Она не понимала, что любой полноценный мужчина – это активный творец и созидатель, идущий к какой-то цели. В этом стремлении и только в борьбе за нее он ощущает себя мужчиной.

Женщина в этой жизни нужна ему как опора и надежный тыл. Отсутствие этой вертикали и женских гарантий жизни многих мужчин приводит к пьянству. Реализовать и удовлетворить эту мужскую потребность не каждая женщина способна. Поиск через случайные знакомства похож, скорее, на слепой выбор. Даже в интернете он похож на поиск черного кота в темной комнате. У кого есть возможность, те воспитывают свои идеалы из девочек подросткового периода. Воспитание в семье и школе в его время было далеко от этих проблем.

Однако инстинкт, заложенный в женской природе, это скорее движение по горизонтали быта, а не по социальной вертикали жизни. Надежда относилась к последнему типу, а его жена все-таки была хозяйкой. Развитие этой горизонтали должно быть основной целью женского воспитания. Он всегда в этом был уверен и считал, что они всегда должны быть в поиске своего творца, гнезда счастья. Только в этом они могут быть их повелителями, которым они готовы стать любовью, стать жертвой и в этом видеть свою судьбу и счастье. Стать средством, плотью и началом мужского движения к цели – предназначение женщины. Его жена как порок бесполого советского воспитания жила вне этих понятий, в своем мире детективных книг, которым отдавала много времени. Идеалы равноправия изуродовали многих, а не только ее.