Сергей Миронов - Домочадец

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1

Когда нежные дуновения ветра принесли в комнату сладковатый запах сосновой хвои, я проснулся, нехотя открыл глаза и попытался спрятаться под одеяло, наполовину сползшее на пол.

– Спускайся! На стол уже подано, – послышался из сада бодрый голос Вальтера.

Я вышел на балкон и потянулся, подставив спину тёплым солнечным лучам, гулявшим по кронам садовых сосен и черепичным крышам окрестных домов.

– Вот что значит работать допоздна, – насмешливо заметил Вальтер, имея в виду моё позднее пробуждение. – На умывание тебе две минуты, иначе кофе остынет.

Под раскидистым рододендроном на ротанговом столе действительно стыл завтрак. Кофе испускал вкусный витиеватый дымок. На кухне Вера звенела столовыми приборами. Вальтер читал Die Zeit. Возле фаянсового кофейника лежала стопка местных еженедельных газет.

Быстро умывшись, я спустился в сад. На крыльце Вера, как всегда, встретила меня милой улыбкой и проводила, взяв под руку, до стола, словно я впервые завтракал с Вальтером и потому побаивался его строгих хозяйских манер.

– Думаю, те несколько дней, что ты провёл у моря, подействовали на тебя благотворно, – рассуждал Вальтер Шмитц, начиная новый бутерброд с маслом и студенистым вишнёвым джемом. – После весеннего семестра тебе нужно хорошо отдохнуть. Для этого здесь есть все условия. Я сам устаю от больших городов. В мегаполисах чувствуешь себя маленьким, потерянным человеком. Приходит пора, когда потребность вырваться на волю из людской толчеи достигает предела: в конце зимы я предпочитаю проводить семь–десять дней на горном курорте, летом – стараюсь побывать на тёплых морях. Теперь вот у меня появился этот дом.

Вальтер с гордостью посмотрел на свежевыкрашенный особняк и остался доволен его богатым внешним убранством. Дом этот напоминал мне аккуратный кусок белоснежного торта, политый пурпурным вареньем с вкрапленьями ломтиков экзотических фруктов. Гранитные ступени на расширенном крыльце, при приближении к которому вечером над дверью зажигался люминесцентный светильник, были уже явным излишеством, как, впрочем, и полностью застеклённая веранда, где, развалившись в шезлонге, Вальтер вечерами смотрел новости по спутниковому каналу. Из символов прошлого на обновлённом фасаде остались лишь деревянные отреставрированные ставни и кованая изящная «пятёрка», заказанная отцом Вальтера в кузнечной мастерской Хофмана.

В этом доме семья Шмитцев жила с 1929 года. Отец Вальтера работал в клубе военного санатория администратором, мать служила на почте. Перед рождением сына санаторий выделил Шмитцам квартиру в служебном доме. Их комнаты находились в левом крыле, в правом – жила семья санаторного окулиста Крёпке. Сын Крёпке – Алоиз – был старше Вальтера на два года. Возрастное неравенство ощутимо сказывалось на их отношениях. Вальтер рос замкнутым обидчивым ребёнком. Алоиз для него был просто соседом и в силу своей вспыльчивости, чередующейся с наставническими замашками, не мог претендовать на роль близкого друга. Они часто ссорились из-за пустяков. Об этом Вальтер любил вспоминать с лукавой иронией, вкусно дымя кубинской сигарой на пушистом диване. Для меня, впервые вступившего в незнакомое жилище, труднее всего было связать воедино две жизни этого странного человека – ту и эту, удивительно сошедшиеся в одном историческом месте после полувекового разрыва. Картину, подтверждающую эту связь, я и сейчас воспроизвожу с полной отчётливостью: Вальтер, сидящий на диване в сером клетчатом костюме, нелепым довершением к которому служат жёлтые пляжные тапочки, так вот, этот некогда расторопный гимназист, спавший на том же месте, что и сейчас (понятно, школьный диван давно пропал), показывает мне изломанную фотографию белобрысого круглолицего подростка, расчёсанного на классический довоенный пробор и, между прочим (гася сигару о край хрустальной пепельницы), самодовольно твердит, что это он и есть, только в образе обиженного ученика с поджатыми губами, и не его тут вина, что фотоснимок и он – настоящий – далеки от визуального сходства.

– У меня была очень неудобная кровать, – продолжал Вальтер, вертя в руках фотографию. – После того как в пять лет я свалился с неё ночью и повредил плечо, я стал панически бояться темноты и твёрдых поверхностей. Свою кровать я вообще терпеть не мог, но требовать улучшения спальных условий не посмел – то были не лучшие годы для нашей семьи. К тому же у нас росла Хельга. Родители отдавали ей всё самое лучшее. Она часто болела. Мы возили её в Кёнигсберг к лучшим врачам. Хельга погибла в 44-м вместе с матерью во время бомбёжки союзников. Они поехали в больницу и не вернулись. Вечером их пригласила к себе тётя Эльза, а ночью начался кошмар…

На мгновенье Вальтер задумался. Он погасил толстый окурок и придвинулся ко мне.

Вдруг он жалобно посмотрел на меня и прижал к себе крепкой ладонью:

– Полагаю, скучать тебе здесь не придётся. В мансарде можно сделать мастерскую. Кстати, я купил тебе мольберт.

Мы обошли с ним пустой, пахнущий свежим ремонтом дом. Внутри Вальтер осуществил грандиозную перепланировку. У коммунальных проектировщиков его дизайнеры отвоевали максимум жизненного пространства. Дом наводняли пастельные тона. В лучах мягкого искусственного света мы шли, скользя по паркетному полу, почти плыли (представил я непроизвольно), как рыбы в дорогом переливающемся аквариуме. Вдруг мы сталкивались с нашими чёткими отражениями в незаметных встроенных зеркалах и, сами того не замечая, замирали в шаге от своих двойников, которые удивлённо ухмылялись, глядя нам прямо в глаза.

– Здесь было три комнаты, – рассказывал Вальтер, прохаживаясь по залу первого этажа. – В этих комнатах ютились две семьи и больной старик. Они пользовались одной кухней. Туалет тоже был один на всех. В другом крыле две семьи жили в таких же условиях. – Вальтер озабоченно осмотрел светлую комнату, представляя недавние масштабы коммунального безобразия, в котором прозябали покорные жильцы дома № 5 по Морской улице. – Впрочем, жизнь у них началась только сейчас. Я переселил их в новые квартиры, а госпожу Игнатьеву взял к себе в домохозяйки.

Квартиру Крёпке Вальтер удачно вписал в общий проект дома. Если бы не экскурс в историю, которому Шмитц посвятил первый день моего пребывания в доме, я бы не догадался, что до войны здесь жили две семьи. Небольшой просторный дом, казалось, всегда был предназначен для одного хозяина. Прежде чем решиться на соединение квартир, Вальтер разослал письма в Восточно-Прусские землячества в надежде хоть что-нибудь узнать о судьбе соседей. Послал он запрос и в Кёнигсбергский дом в Дуйсбурге. Однако вразумительных ответов не получил. Было только предположение, что кто-то из Крёпке (возможно однофамильцев) эмигрировал в 49-м году в США из Магдебурга.