Валдемар Люфт - Между… Роман

– Отец, всё будет в порядке. Не забивай себе голову. Лежи, отдыхай и не расстраивайся.

Степан пытался выглядеть спокойным и уверенным, хотя в душе росло ожидание чего-то неприятного и даже ужасного. Когда после долгого консилиума доктора вышли из палаты, заведующий отделением подошёл к Степану и его матери и сказал, что у больного обширный инфаркт. Сердечные клапана работают с перебоями и могут в любой момент выйти из ритма – и тогда неминуемая смерть. Сердце больного изношено, и даже перевозить его из палаты опасно. Врач дал понять, что в таком состоянии больные долго не выдерживают. Каждый час и даже каждую минуту могло произойти непоправимое. Степан, обойдя мать, подошёл ближе к отцу, ободряюще улыбнулся ему и взял его ладонь в свою руку. На тыльной стороне ладони четко виднелись синие жилы, и Степану казалось, что кровь по ним бежит с трудом, и он чувствовал даже, как кровь со скрежетом пробивает себе дорогу к уставшему сердцу. Мелькнуло в голове, что было бы хорошо своим прикосновением заставить ритмично работать отцовское сердце, освободить вены от накопившегося шлака, добавить своей крови и через пару часов забрать его здоровым из больницы. Отец слегка пошевелил пальцами.

– Прости меня, Степан.

– Папа, за что ты просишь прощения?

– Я знаю, за что…

Голос отца звучал слабо и виновато. Степан не мог вспомнить, когда отец мог его чем-то обидеть. Может быть, он вспомнил то время, когда Степан без благословления родителей женился. Так это было давно.

– Саша, ты что надумал?! Не надо об этом!

Мать испуганно смотрела на отца. Она прижала кулаки к груди, и в глазах её накапливалась влага.

– Выйди, Валя.

Отец сказал эти слова отчётливо и решительно.

– Не надо, я прошу тебя!

– Выйди!

Отец с трудом выдавливал из себя слова, и каждое слово забирало у него кусочек жизни. Мать поднесла двумя руками развёрнутый платочек к глазам и, мелко всхлипывая, виновато пошла к дверям. Отец вынул ладонь из рук Степана и, слабо махнув ею, сказал:

– Сядь, сынок.

Степан взял стоявший у окна стул и сел. Он никогда не видел ещё отца таким слабым и беспомощным. Щемящее чувство тоски овладевало им. Отец был взволнован, и это нагнетало ещё большее беспокойство.

– Степан, я, наверное, долго не выдержу.

– Да что ты, папа.

– Молчи, сынок, не перебивай… Я должен тебе успеть сказать что-то очень важное.

Отец закрыл глаза и минуты три лежал неподвижно. Дыхание его было неглубоким и прерывистым. Ладони, лежащие на одеяле, мелко подрагивали. Он открыл глаза и усталым взглядом посмотрел на сына.

– Сынок, у тебя были другие отец и мать… Ты не наш родной сын.

– Папа, тебе вредно волноваться. Помолчи.

До Степана не дошёл ещё смысл сказанных слов.

– Твоя настоящая мать – немка, а отец – немецкий военнопленный.

Наконец до Степана стало доходить, о чём говорит ему отец.

– Папа, ты бредишь. Я же твой сын. Перестань говорить и успокойся. Тебе нельзя сейчас волноваться.

Он видел, как участилось неритмичное дыхание отца, глаза закатились и рука начала нервно шарить по груди, как будто пытаясь расстегнуть пуговицу на рубахе. Степан надавил на кнопку, вызывая сестру. Медсестра и врач пришли сразу же. Врач беспокойно смотрел на неравномерно пульсирующую кривую на экране медицинского аппарата и сказал Степану:

– Выйдите, пожалуйста.

Мать стояла у окна. Мокрый платок был зажат в кулаке, и лицо было влажным от слёз. Она была одета в полупрозрачную блузку, в которой обычно ходила дома. Шов наспех надетой шерстяной юбки был сдвинут на сторону, но мать этого не замечала.

– Что он тебе сказал? – с тревогой спросила она.

– Так, бредил, наверное, – ответил Степан и уставился в окно.

На улице светило солнце и жаркий день набирал свою силу. Далеко, в мутном мареве, виднелись горы. По улице проехала машина и скрылась за поворотом. Где-то в отделении настойчиво звонил телефон. По коридору торопливо прошёл ещё один врач и скрылся в палате отца. Оттуда вышел заведующий отделением, виновато улыбнулся родным больного и ушёл к своему кабинету. Когда он снова появился в коридоре, Степан сделал два шага ему навстречу и спросил:

– Доктор, есть надежда?

– Мы делаем всё возможное. Я вызвал профессора. Больной находится в крайне критическом состоянии.

В коридор вошёл пожилой мужчина в белом халате.

– Профессор, сюда, в эту палату, – крикнул ему заведующий отделением.

Потянулись минуты ожидания. О том, что говорил ему отец, Степан сейчас не думал. Слова отца прошли мимо, толком не задев его. Только в глубине памяти свербели беспокойные мысли: «Что за бред нёс отец? О чём это он? И зачем?..»

Степан подошёл к матери. Та развернулась от окна, обняла сына и, утопив лицо в его груди, вздрагивая слегка плечами, заплакала.

– Успокойся, мама. Даст бог, выздоровеет.

– Что я буду без него делать, Стёпа. Мы всю жизнь были вместе. Я долго без него не протяну…

– Мам, ну что ты, отец ещё живой. Да и мы у тебя есть. Я, Вера, Надюша. Ты же не одна!

Дверь палаты широко раскрылась. Из палаты одновременно вышли все врачи. Санитар и медсестра катили кровать с больным. Профессор и заведующий отделением подошли к родным больного.

– Мы приняли решение оперировать больного, – сказал профессор. – Поставим ему искусственный клапан. Риск большой, но так оставлять – риск ещё больше.

Пока готовили отца к операции, Степан успел позвонить жене и на работу. Жена приехала через полчаса на такси. Операция только что началась, и все трое сидели в коридоре и с напряжением ждали вестей из операционной. Отец умер на операционном столе через час после начала операции. Больное сердце остановилось, и никакие усилия врачей не могли заставить его вновь начать свою вечную работу. Хирург и ассистирующий ему профессор вышли из операционной, когда уже никаких надежд на восстановление работы сердца не осталось и был отключен последний аппарат, поддерживающий жизнь в умершем теле. Увидев их скорбные лица, заголосила мать.

– Сашенька, боже мой, Сашенька, как я без тебя!.. – истерично кричала мать, прислонившись лбом к стене.

Степан, сдерживая слёзы, обнял мать, к нему прислонилась всхлипывающая жена. Так стояли они минут пять. Наконец мать успокоилась, вытерла мокрым платком глаза и сказала:

– Да… Ничего не сделаешь.

Она села на стул. Рядом с нею присела жена Степана. Теперь они не плакали, и говорить было не о чём и незачем. Степан пошел к главному врачу узнать, когда можно будет забрать тело для похорон. Из его кабинета позвонил на работу и взял отпуск на неделю.

Неделя отпуска прошла в заботах. Захаров был всё время занят. Надо было забрать тело из больницы, перед этим заказать гроб, договориться с помещением, где можно было бы выставить тело. Для поминок сняли ресторан недалеко от кладбища. О смерти Захарова Александра Веньяминовича дали объявление в газету. В том же номере была напечатана большая статья о бывшем партийном работнике обкома. Мать тоже требовала постоянного внимания. Степану пришлось несколько раз ночевать в доме родителей, чтобы не оставлять мать одну. Она вдруг постарела и осунулась лицом, перестала пользоваться любимой помадой и кремами для лица, забывала завтракать и обедать и могла часами сидеть в зале на кресле, ничего не делая. Решили сразу после похорон временно переселиться в родительский дом. Жена делала это не очень охотно, дочке тоже было далековато ехать до школы, но чтобы не оставлять хотя бы на первых порах мать одну, пошли на этот шаг.