Аррен Кода - С.О.У.Л.

Позже я узнал, что Макс не смог пройти тест. Его место занял другой хирург – очень точный и исполнительный, однако в его действиях не было ни лёгкости, ни красоты. Макса больше никогда не видели в «Youngs».

***

Роман был одержим писательством. Дня не мог прожить без того, чтобы не придумать что-то. Вся его беспокойная жизнь была посвящена поиску идей: Рома целыми днями летал по городу, общаясь с людьми разных уровней. Он постоянно пробовал себя в чём-то новом. Небольшая компания, производившая детские виртуальные игры, охотно покупала у него сюжеты, над которыми потом работали виртуалисты, превращая их в маленькие реальности. Сам Рома называл это болезнью, поскольку, по его словам, идеи просто приходили к нему в голову независимо от того, спит он или бодрствует. Главной сложностью было то, что мой друг не мог долго концентрироваться на чём-то одном. Сюжет, который так радовал его вначале, мог в одночасье ему надоесть, и он не возвращался к нему годами. Иногда он перегорал, и это было настоящей катастрофой: Рома не спал и не ел, жизнь приводила его в уныние.

В ту пору он работал над одной книгой, которая была, как Роман говорил, «квинтэссенцией всей его жизни». Мой друг был уверен, что, издав её, он непременно будет оценён Творцами и попадёт на Седьмой уровень. Однако дело продвигалось медленно, и порой писатель впадал в депрессию.

Как-то раз, зайдя к нему домой, я обнаружил Романа лежащим внутри устрашающего «гроба-солярия». На запястье его был надет расслабляющий браслет – безвредная альтернатива психотропным веществам. Это устройство формирует особые импульсы, поступающие прямо в мозг, в центр удовольствия. Из стоявшего рядом приёмника лилась тихая музыка: Роман в очередной раз переслушивал диск, который мы с Димкой подарили ему на день рождения.

– Ты в порядке? – спросил я, встревоженный его отрешённым видом.

– Знаешь, в чём хитрость этой штуки? – Рома расстегнул браслет и протянул мне. – Она очень быстро разряжается. Чтобы перезарядить, нужно отправиться на медицинскую станцию и заплатить за ещё один сеанс.

– Значит, ты не сойдёшь с ума от передозировки.

– А мне это кажется несправедливым… – Роман дотянулся до проигрывателя и поставил песню заново. – Кит записал этот альбом, когда ему было столько же лет, сколько мне сейчас. Я часто думаю: а чего я добился? Ведь я уже старик…

– Брось, – я уселся рядом с ним. – До старости тебе ещё так же далеко, как и мне.

– Ах, ну да. Не дожить до ста лет просто неприлично… – Роман хихикнул.

– И потом, ты сделал очень много, – продолжал я. – Ты много пишешь, тебя читают и знают. И из окон твоей ячейки можно увидеть солнце…

– Вот! – он поднял вверх указательный палец. – Золотые слова. Работать всю жизнь, чтобы заслужить право хотя бы видеть солнце из окна.

– Я не это имел в виду.

– Ясное дело, – Роман пошарил на полке у себя над головой в поисках сигарет. Нащупал полупустую пачку, щёлкнул автожигом, предложил мне. Некоторое время мы молча курили, каждый думая о своём.

– Знаешь, – наконец сказал мой друг, – рано или поздно я всё равно окажусь там, – он возвёл глаза к потолку, и я понял, что он снова вспоминает Седьмой уровень. – У меня будет дом с просторным зелёным садом. Я заведу какую-нибудь живность, а в саду поставлю письменный стол. Буду сидеть и писать, глядя, как внизу суетится город.

Я подавил улыбку. Безнадёжный романтик…

– Ты ведь знаешь, – продолжал Роман, – со всеми этими новыми технологиями мне даже писать ничего не надо. Лежишь себе, сочиняешь, а мысли сами собой высвечиваются на экране пластопа. Только умей думать в правильном порядке – больше ничего не требуется. А всё-таки, я бы многое отдал за бумажный черновик. Чтобы черкать в нём и переписывать – никакого совершенства!

– Ну так тетради вполне можно достать в некоторых магазинах.

– Ага. У меня даже есть несколько. Лежат аккуратной стопочкой, чистенькие, почти новые, пиши – не хочу. А не получается.

– Как? У тебя? Не получается?

– Вот так-то! – Роман усмехнулся. – Совсем всё другое, Тал. В голове моей всё перемешалось. Раньше я вынашивал идеи, обвешивал их деталями, как новогоднюю ёлку игрушками. Долго не решался записать, не убедившись, что вот это как раз то, что я искал. А потом, перенеся на бумагу, будто выплёскивал часть себя – настолько приживались во мне мои выдумки. А теперь я в любой момент могу извлечь из своей головы всё, что там вертится, и выйдет неплохо. Вот только это скучно. И думаешь: а надо ли?

– Надо, – твёрдо сказал я. – Я читал твоё «Путешествие на Летту». Раньше я думал, что меня уже ничем не удивить, но тебе это удалось. Не пойму, как ты это делаешь.

Рома зарделся от удовольствия.

– Честно говоря, здесь нет особого секрета, – он смешно пожал плечами. – Знаешь, в юности мне то и дело говорили, что я веду себя как старик, растерявший радости молодости. Но я не был таким на самом деле – я всего лишь был нетерпеливым и злым, делил мир на чёрное и белое. И это мне до сих пор помогает. Обострённость чувств – я нарочно воспитывал её в себе, когда всех моих ровесников постепенно охватывало равнодушие. Один мой учитель когда-то сказал: способность удивляться похожа на способность любить. Поэтому я стараюсь удивляться всему, что вижу и слышу. Так и рождается жизнь на страницах книги.

– Чем больше я знаю тебя, тем больше понимаю, насколько я невежественен, – вздохнул я. – Ты просто ходячая библиотека. Лично я, стоит мне отключить рабочий гиперчип, чувствую себя законченным кретином.

– Мы и есть законченные кретины, – совершенно серьёзно отозвался Роман. – Я даже больше, чем ты, потому что без своих чипов, не будь они постоянно включены, едва ли вспомню, как меня зовут и какой завтра день. Мозги уже не те, запоминать разучились, вот и приходится надеяться на эти железяки. Я же пишущий, мне нужно многое держать в голове… а вот как однажды раз! – и замкнёт что-нибудь! – он рассмеялся.

– Тогда нам с Димкой придётся кормить тебя с ложечки и водить за ручку, – усмехнулся я.

– А я буду говорить нехорошие слова и петь попсовые песенки начала нулевых. Ни то, ни другое забыть невозможно!

***

Я любил бывать у Димки дома. Вроде бы, стандартная ячейка Третьего уровня, вот только, по сравнению с моей конурой, где почти ничего не было, но, при этом, развернуться было негде, у него было просторно и уютно и воздух всегда свежий: он спал с открытой форточкой даже зимой.

Лёгкие передвижные панели свободно разделяли пространство на небольшую кухню, спальню, ванную и кладовку. Все шкафы были встроенными – не убьёшься, задев плечом или головой. Весь нехитрый скарб – несколько комплектов универсальной одежды и посуда – занимал только узкую стенную нишу. Зато во всех остальных местах, где только можно, располагалась Димкина коллекция.