Галина Вильченко - Чёрная полоса в Алькиной жизни

– Что-то у нас случилось, – сказала Алёна Борисовна, – наверное, привезли какую-нибудь родственницу кого-нибудь начальника. Сейчас у меня появится работёнка.

– Ага, появится – меня ругать. Это машина генерала, и бушует он сам. Алёна Борисовна, мы через чёрный вход пройдём, можно? – усмехнулась Алька.

– Что вы натворили?

– Ничего. Просто генерал обещал приехать посмотреть, на месте ли больница стоит. И приехал, – пояснила Алька.

– Тогда чего боитесь? Пошли, надо угомонить мужчину, а то он разбудит всех.

Они вошли в вестибюль и сразу же столкнулись со студентом Яшей.

– Вот она, полюбуйтесь! Жива и здорова! – обрадовался он.

Из приёмного покоя вышел Василий Иванович:

– Ты где шляешься по ночам? – налетел на Альку генерал.

Девушка вжала голову в плечи и исподлобья смотрела на генерала испуганными глазами.

– Я вот с Алёной Борисовной была… – промямлила Алька и посмотрела на доктора, ища поддержку и защиту.

– Вы почему подняли такой шум? Где находитесь? Здесь вам не полигон, а больница! Причём ночь! Девочки, отправляйтесь в палату, а мы с Василием Ивановичем побеседуем. Пойдёмте, генерал, – Алёна Борисовна усмехнулась и направилась в свой кабинет. Иволгин последовал за ней, виновато извиняясь:

– Понимаешь, она позвонила, говорит, Лёшка ей нужен. Громко разговаривать не может, что случилось, не говорит. Я и решил проверить, всё ли у вас в порядке. Приезжаю, а её в палате нет, поискали, не нашли. Вот я и разошёлся. Думал, вдруг опять похитили? Ты не сердись на меня, ладно? – оправдывался Василий Иванович.

– Да не сержусь я! Куда Кирилл твой пропал? Алька от окна не отходит, его ждёт.

– В командировке.

– Да не в командировке, уже дней пять, как приехал.

– Алёна, раз не приходит, значит, не может. Не маленькая, сама должна понимать, – недовольно пробурчал Василий Иванович.

– Тебе чаю налить? – спросила его Алёна Борисовна.

– Наливай. Как у неё дела?

– Неважно, даже представить себе не могу, как она сумеет выносить и родить ребёнка. Да ещё, мне кажется, у неё двойня будет. Все признаки налицо. Аля на мать похожа, такая же маленькая и худенькая. И такая же задиристая. Вы помните Милу?

– Конечно. Я познакомился с ней давно, ещё во время войны, она тогда ребёнком была. Шустрая такая, хоть и маленькая. А Алькиноного отца знал только подолгу службы. Честно тебе скажу, я требовал от Милы прервать связь с Липатом. Он был женат, и старше её лет на пятнадцать, но она никого и слушать не хотела.

– Липата я тоже знала. Их роман развивался у нас на глазах. Мы тогда ещё на четвертом курсе учились, жили в общежитии, в одной комнате. А познакомились они прямо на улице. У нас закончилась сессия, и это радостное событие надо было отметить. Вот и отправились мы в местный винный магазинчик кое-что прикупить. У Милы была авоська с двумя бутылками какого-то дорого, как нам казалось, вина. Она засмотрелась на что-то и столкнулась с мужчиной. Сказать по правде, мужчина так себе. Среднего роста, прямые короткие темно-русые волосы, овальное лицо, глаза серые и так далее, если вы его знаете, то его внешность представляете. Такой весь серенький какой-то. Мила выпустила сумку из рук и одна из бутылок разбилась. Он долго извинялся, купил нам две бутылки дорого коньяка, и чуть ли не силой проводил до общежития. Это мы потом сообразили, что он хотел узнать, где мы живём. А на следующий день мы разъехались по домам на каникулы, и как он её нашел, я не знаю. Да и Мила сама тоже не знала. Я их встретила совершенно случайно в парке около фонтана. И Мила радостно сообщила, что она влюбилась. У меня с Семёном тоже роман был, вот мы с ней и звонили друг другу, делились впечатлениями и опытом. А потом Семён погиб, и мне все кругом не мило было. И у Милы тоже что-то не заладилось. Он оказался женат, но она его всё равно любила. Они встречались тайно. Вначале он приезжал к ней, а потом перестал. Она к нему сама ездила. Куда, никому не говорила, только возвращалась счастливая и к телефону бегала на любой звонок, ждала известий от него. А родили мы почти в одно время, разница всего в две недели. Мы хотели институт бросить, да баба Тоня не позволила, сама Альку и Кольку растила. Учёба закончилась, мы вернулись домой. Живём мы в разных концах города, поэтому видеться совсем редко стали. Она на «скорой» работала, вот и встречались, если она какую-нибудь бедолагу привезёт в моё дежурство, но так разве поговоришь? Так только: как дела, нормально и пока. Правда, праздники вместе встречали – Новый год, День медицинского работника, Восьмое марта.

– Да не так уж и редко вы встречались, – усмехнулся Иволгин. – Если хочешь знать, иногда мне казалось, что вы не подруги, а сестры, хоть внешне совсем не похожи.

– Во время похорон Милы Аля как воробушек сидела на табуретке и смотрела в одну точку. Такая жалкая. Баба Тоня тяжело переживала гибель дочери, слегла. А Альку я к себе забрала. Она у меня жила почти полгода, а потом её в детдом отправили. Да я сама виновата была, обидела её, вот она и ушла от меня. Потом хотела забрать её из детского дома, но Аля не захотела больше у меня жить, неожиданно для меня, она прижилась там. Я боялась, что её дразнить будут из-за глаз, но нет. Она быстро подружилась с детьми, и прозвище получила не Косая, как в школе, а от фамилии – Голубка. Но мою несправедливую пощечину помнить до сих пор, не очень мне свою душу открывает. И когда я навещала её в детском доме, то вообще старалась мне в глаза не смотреть, хотя я и извинилась перед ней. А когда она поступила в училище, я её уже не видела. Мне кажется, она меня избегала. Когда меня вызвали в травматологию, я Алю сразу узнала. Уж очень она на Милу похожа, да и мало изменилась, так и не выросла. Так кто же он такой, этот Липат?

– Да мужик как мужик, только голова умная и пост занимает на одном из секретных заводов. Большой пост! Есть семья, двое детей, девчонка и парень. Когда Липат влюбился в Милу, его супруга забила тревогу. Знаешь как у нас: партком, профком. Разводиться ему не разрешили, вплоть до исключения из партии. Вот и жил мужик на два лагеря, поэтому и встречался тайно с Милой. Да об их встречах у нас, конечно, знали. Такие люди в нашей конторе всегда под наблюдением. Ты знаешь, теперь, когда и Милы, и бабы Тони нет в живых, могу сказать тебе: Мила не дочь бабы Тони. Она была сиротой уже до начала войны, её родителей арестовали в тридцать седьмом, мать сослали, отца обвинили в шпионаже и расстреляли. Милу отправили в детский дом, но она сбежала оттуда. Девочка ведь не знала, что мамы и папы уже нет в живых, и отправилась их искать. Её быстро подобрали домушники, девчонка была просто гуттаперчевая, могла забраться в любую форточку, вот её и использовали. Её поймали, и, выяснив, что она дочь врагов народа, отправили в колонию для малолетних преступников, но и оттуда она снова сбежала, но уже не маму с папой искать, а в знак протеста. Кто её родители она уже знала, в то, что они враги народа – не верила. На этот раз её подобрали цыгане. Что с ней стало бы дальше, сказать трудно, началась война. Девочка бродяжничала, оказалась на оккупированной территории, воровала в немецком госпитале медикаменты и передавала их парню, который сотрудничал с партизанами. Но делала она это совсем не из патриотических чувств, а за кусок хлеба. Однажды она попалась на глаза одному немецкому офицеру, который поймал её и привёл в комендатуру, скорее всего, девочку угнали бы в Германию, но я со своим другом помогли ей бежать, а баба Тоня спрятала её в подвале и держала там, пока в комендатуре не махнули рукой на маленькую воровку и перестали её искать. Во время своего вынужденного заточения Мила и прошла два класса школы, она ведь школу в основном экстерном заканчивала. А после войны неразбериха была, под шумок баба Тоня сделала девочке документы, назвала её своей дочкой и дала ей свою фамилию. И имя поменяла, раньше она была Степанидой. Вот и всё. И что Аля в детском доме оказалась, ты не виновата, это я поспособствовал. Испугался, когда случайно узнал, что она школу пропускает, да комиссия по делам несовершеннолетних её замучила. Вместо того, чтобы помочь девчонке, читали ей нотации и запугивали. Я хотел её у себя оставить, но Аля не захотела. Бабушка Алькина считала Липата большим жуликом, поэтому Альке об отце ничего не говорила, чтобы не травмировать девочку. А почему Мила ей про отца не рассказывала, не знаю.