Юрий Сидоров - Своя не своя жизнь

– Мама, можно я на завтра машину возьму? – прерывает мое созерцание вопрос Коли, который одновременно набирает в телефоне кому-то сообщение.

– Зачем и надолго ли? – в голосе Евы отчетливо слышны воспитательные нотки.

Говорят, что родители никогда не воспринимают своих детей взрослыми, сколько бы лет тем ни исполнилось. Вот и Ева, похоже, внутренне никак не привыкнет, что ее сын уже вырос. Мне, наверное, проще будет – ведь я никогда не видел Колю маленьким. Впрочем, я уже далеко идущие планы строю, а вдруг завтра ничего этого уже не будет. Снова щелкнет что-нибудь в голове ночью, и проснусь я утром в одиночестве в этой пустой двухкомнатной квартире. Хорошо, если хоть какое-то воспоминание сохранится. Хотя бы как о сне. Прочь, прочь такие мысли! Зачем они постоянно возвращаются?

– Мы с ребятами за город хотели поехать, – не очень уверенно отвечает Коля.

– С ребятами – это с кем? – не успокаивается Ева. – Рита там будет?

– Будет, – лицо Коли покрывается пунцовой краской.

У меня тоже так часто бывает. Значит, Коля и впрямь мой сын? Никак не могу к этому привыкнуть. Даже не знаю, сколько времени мне понадобится – дни, месяцы, годы? Если, конечно, снова капилляр не лопнет. Тьфу, черт, я же зарок себе давал, чтобы ни одной мысли больше про капилляры. А они, проклятые, в голову так и лезут.

– Хорошо, – удовлетворенно отзывается Ева. – Рита – девушка серьезная, я ей доверяю. Ты мне не ответил, на сколько нужна машина и куда вы поедете?

– На Клязьминское водохранилище хотим. Шашлыки жарить. С утра и часов до шести-семи, – в телеграфном стиле отвечает Коля.

– А почему нельзя пожарить шашлыки где-нибудь поближе? В Москве куча лесопарков, – сам не зная почему, я влезаю в разговор.

И Ева, и Коля поворачивают ко мне свои головы. Похоже, не то что-то. Видимо, другой Андрей реагирует иначе, если вообще реагирует. Хорошо, учту. Надо вообще молчать побольше. Эх, хотя бы с недельку продержаться, чтобы к Еве привыкнуть, узнать ее такую. А дальше просто не представляю, что ей сказать, как объяснить, а это неизбежно придется делать рано или поздно. Лучше бы поздно.

И зачем я сейчас влез? Коля же не ко мне обращался. Наверное, я в этой жизни тоже сторонюсь автомобилей. Никогда меня к ним не тянуло, хоть была у родителей «шестерка». Вот и не стало у меня мамы и папы в один миг из-за этой самой машины. Я тогда несколько лет вздрагивал, даже когда бутылку пива «Жигули» видел. Потом прошло, отпустило со временем. Но за руль ни за что не сяду! Даже пассажиром быть не хочу. Зачем, когда можно на автобусе или на электричке ехать. Смотришь себе в окошечко, как пейзажи проплывают, сменяя друг друга, и хорошо на душе становится. А получается, у Евы есть машина? И что, я тоже с ней езжу?!

– Папа, в Москве не то. Настроение иное, чем за городом. Это ты у нас пешком всю Москву прошагал. А мы посидеть хотим, пообщаться. К тому же Клязьминское водохранилище тебе тоже нравится.

– Ну да, особенно в районе Пирогово, – не очень уверенно подтверждаю я, ведь неясно, какие места этому другому Андрею приглянулись.

– Вот именно! Мы как раз туда и планируем, – с воодушевлением подхватывает Коля.

– Хорошо, – звучит заключительный вердикт Евы. – Но только при соблюдении ряда условий. Во-первых, без задержек, к семи вечера чтобы был дома. Во-вторых, телефон не отключать и все время быть на связи. В-третьих, чтобы машина была помыта, у меня нет на это времени в понедельник. И, самое главное, ехать осторожно, тихо, спокойно! Ты все понял?

– Понял, мамочка, понял! – Коля обрадованно целует ее в щеку и тут же начинает набирать на телефоне сообщение.

– Надеюсь, сегодня ты уже никуда не пойдешь? – уточняет Ева.

– Нет, никуда, – мотает головой Коля. – Надо план курсовой закончить, а то научный руководитель требует показать ему до среды.

– Вот и чудесно! – резюмирует Ева. – Поели котлет, мальчики? Теперь чай.

Коля расправляется с напитком быстро, хотя он довольно горячий. Видимо, хочет побыстрее уйти к себе в комнату и уединиться. У меня тоже есть ясность с ближайшими планами. Пока Ева будет мыть посуду и прибирать на кухне, я должен успеть отправить Юле сообщение на сайте знакомств.

– Спасибо, мама! – Коля первым встает из-за стола.

Я быстро делаю пару заключительных глотков, обжигая себе язык, и поднимаюсь следом за ним.

– Андрюша, помоги мне, – рука Евы касается моей ладони. – Что-то устала я. Вымоешь посуду?

– Конечно, вымою… У тебя температура поднялась?

– Немножко. Не беспокойся, все нормально. Обычная простуда. Все пройдет. Хотела, правда, завтра с тобой погулять пойти, но не знаю, посмотрим, как утром себя чувствовать буду. Я пойду прилягу.

– Конечно, конечно, Евочка, ложись! Я все вымою.

Мытье посуды – одно из тех немногих домашних занятий, которые я умею делать. Более того – даже люблю, можно сказать. К тому же в моей жизни, той, обычной, и мыть больше некому. Не Юле же. Она – человек приходящий, тут в гостях, свой дом есть, дочка взрослая, внучка крохотная. Вот сейчас помою посуду и отправлю ей сообщение. Ева приляжет, заснет, мне никто мешать не будет. Конечно, с Юлей придется прекращать общение. Но надо как-то мягко, постепенно, она же ни в чем не виновата. Да вроде и чувств особых нет. Встречаемся просто. Вроде гостевого брака, но совсем гостевого, можем и неделями не видеться. Так что найдет себе Юля кого-нибудь, кто действительно ее судьбой окажется. Хорошая она женщина, пусть счастье и к Юле в окошечко постучится.

Когда я расставил посуду по полкам и вернулся в комнату, Ева уже спала. Точнее – дремала, укрывшись пледом. Сквозь закрытую дверь из комнаты Коли доносилась негромкая музыка. Кстати, эта комната осталась единственным местом в квартире, где я пока не был. В той своей обычной жизни я ей практически не пользуюсь. Она стоит почти пустая, только кресло старое и торшер, купленный еще в год моего рождения. И ничего больше, шаром покати.

Когда-то в ней жили мои родители, уступив своему единственному любимому сыну большую комнату. Вскоре после трагедии моя тетя помогла по знакомству продать двуспальную кровать, шкаф и еще что-то по мелочи. Я хотел и торшер с креслом отдать, уж слишком больно вся мебель напоминала мне о случившемся с родителями, но дядя с тетей посоветовали оставить как память торшер, под которым вечерами любила сидеть моя мама, и папино кресло.

Ладно, надо прогнать от себя эти воспоминания. Хотя острая боль давно прошла. Время, правильно говорят, все лечит.

Я сел за письменный стол, на котором лежал мой ноутбук. С другого бока стола примостился второй ноутбук – судя по виду, такой же марки. Правда, мой был привычный, серебристо-серого цвета, а лежащий сбоку отсвечивал нарядным розовым оттенком. Похоже, у нас с Евой одинаковые компьютеры, только окраска разная, не перепутаешь. Стационарного компьютера не видно, но его и у меня нет. В смысле, в той жизни нет. Как же я уже запутался: эта жизнь, та. Теперь уже не поймешь, какая из них настоящая. Ладно, разберемся как-нибудь, другого выхода все равно пока не видится. Сейчас надо что-то Юле написать, а я еще не придумал. Может, просто спросить, как она себя чувствует. Ведь она же болеет, как и Ева. Чуть не забыл об этом.