Мария Сараджишвили - Аджабсандал

– На сколько человек делают келех? – поинтересовалась третья.

– На 80, – с жалостью откликнулась первая, видимо самая посвященная. – Только свои люди сядут. С деньгами туго. – И пустилась невесело анализировать. – Э-э, куда мы идем? Не тот уже стал Тбилиси, не тот! – Глаза рассказчицы моментально потеплели и в голосе послышались нотки восхищения. – Помните, при Брежневе какие келехи были! – Качает головой, погружаясь в приятные гастрономические воспоминания. – Обязательно осетрина, икра двух сортов. Где теперь такое?

– Да-а…

– Какое время было! Жили при коммунизме и не заметили, – эхом отозвались несколько слушательниц.

Тут со стороны группы мужчин донесся приглушенный смех.

Женская коалиция, как по команде, оглянулась направо.

– … Я еще один анекдот вспомнил, – не унимался плечистый мужчина в кепке. – Сидит азербайджанец в чайхане. Ему жарко, душно. У ног собака сидит. Он берет палку, кидает ее подальше и говорит: “ Собака, подида, принеси палка». Собака приносит. Он снова: “ Собака, подида, принеси!» Собака приносит. Он в третий раз тоже самое. Собака поднимает голову и говорит: “ Тебе делать нечего! Сиди отдыхай, да!».

Мужской кружок негромко смеется, потом, оглянувшись по сторонам, резко гасят улыбки.

Недалеко от них стоит, по-видимому, группа сотрудников. Кто осудил происходящее, сказав:

– Ц-ц-ц! Что творится! Эти люди не знают, куда пришли. Нет, что вы там не говорите, а в Восточной Грузии не умеют по-человечески проводить покойника. Совсем другое дело у нас, в Мегрелии. 9 дней человека оплакивают. Только на лед какие деньги тратят. А здесь, в Тбилиси, на 4—5 день покойника из родного дома «выкидывают». Варварство!

– Скажете тоже, – засверкал глазами житель востока, – 9 дней – это слишком. Пытка для родственников и издевательство над трупом. Вот мусульмане и евреи – молодцы. В тот же день до захода солнца хоронят.

– И вы сравниваете нас, первых христиан, с какими-то христопродавцами? – взвился западник.

Спор разгорелся не на шутку.

Напротив них, в группе из 4—5 человек царила полная идиллия. Все с явным интересом слушали миловидную, модно одетую женщину средних лет. Она, неторопясь, рассказывала следующее.

– … Я начала с того, что опросила всех своих знакомых: нет ли у кого в роду поляков. И нашла, что искала. У моей старой учительницы по музыки был дедушка Гриц Ковальский. Я пошла в архив, не пожалела 5 лар, достала его свидетельство о смерти. Потом несколько раз сделала ксерокс, чтобы его имя стало совсем блеклым, и вставила имя моего деда по матери. Потом снова сделала копию и понесла эту бумагу в Польское общество. Они сейчас находятся на Сулхан-Саба Орбелиани №1, – рассказчица явно наслаждалась нарастающим вниманием своих слушателей. – И меня, как потомка поляков, тут же занесли в компьютер и дали огромную гуманитарку. Теперь моя дочь бесплатно поедет в Варшаву. Единственный минус – теперь раз в неделю надо ходить на бесплатные курсы польского языка. Что поделаешь, издержки производства.

– Поразительно! – восхитился мужчина в очках. – А вот под еврея нельзя так подделаться?

– Нет, я вам не советую, – с о знанием дела стала объяснять многоопытная дама.– Евреи на то и евреи. Они все перепроверяют. А то попасть на учет в «Сохнут» или «Рахамим» – сказка Шехерезады. Пайки, бесплатная медицинская помощь и патронажная сестра в придачу. Я бы вам посоветовала латышей. Они, конечно, беднее поляков, но на безрыбье сами знаете… У них можно взять годовой талон на метро и разовые обеды по воскресеньям.

– Как приятно встретить знающего человека, – заулыбалась дама с пером. – Только на панихидах такое возможно. Сейчас такой дефицит общения. Давайте, я ваш телефон запишу для консультации…

В этот момент из подъезда начали выносить цветы. По кучкам тут же зашуршало:

– Вынос! Вынос!

Все как-то внутренне подтянулись. Мужчины спешно сняли кепки, женщины достали заранее заготовленные платки. Кто-то уже активно сморкался. За гробом вышли заплаканные родственники в черном. Их тут же окружили соболезнующие и под руки повели к автобусу.

Новоиспеченная полячка крикнула своему собеседнику.

– Займите мне место поближе к водителю, где не сильно качает. Пока до Мухатгверди 9 9 Отдаленное кладбище. доедем – всю душу на серпантине вытрясет.

На тарелках еще оставался недоеденный салат оливье, бадриджаны с орехами, зеленый пхали с дольками граната и прочее. Гости, распив три бутылки вина, находились уже в должной кондиции и были настроены на философскую волну. Уже прошли формально-традиционные тосты: «За здоровье хозяйки дома», «За здоровье (за упокой) ее родителей, а также родственников всех присутствующих», «За всех, кто нас помнит» и так далее.

Наступило время самых задушевных тостов, а значит, и непридуманных историй.

– Давайте выпьем за наши сладкие воспоминания, – подняла бокал Мариэтта, дама нестандартной конструкции, по объемам которой можно смело сказать, что она не враг своего желудка.

Присутствующие, уже слегка подустав от изобилия блюд, заметно оживились.

– Давайте!

– Что мы пережили, не дай Бог никому! – ахала Кетино, 60 -летняя вдова в трауре с большим вырезом, активно чокаясь со своими соседями.

– А п-помните 90-ые годы, при Гамсахурдиа, – к ней со стаканом устремился Симон, 30-летний заика, в нервном напряжении морща раннюю лысину. – Х-хлебные очереди, с-света неделями не было.

– Нашел, что вспомнить на ночь глядя, – фыркнул медведеподобный Бесо, сосед-сантехник, приглашенный «для компании». – Как сказал, у меня сразу запах керосина в носу появляется. – И переспросил, повернувшись к Мариэтте, по слухам обладательницы золотой медали. – Это по-медицински что за штука?

Но Мариэтта, не ответив, вдруг закисла от смеха и хлопнула в пухлые ладоши.

– Вах, какой прикол! – не в силах сказать, что ее так рассмешило.

– Генацвале, – Бесо культурно подергал ее за рукав. – Нам тоже скажи! Что случится?

Хохотушка, отдышавшись, начала рассказывать.

– Это было в 92-м году. Я тогда торговала сигаретами у метро «Ахметели» с 7 утра до 12 ночи. Был Новый год. Его я встречала как псих-одиночка. В полночь при свете керосинки чокнулась бокалом шампанского со своим отражением в зеркале, выпила залпом все, что было и бухнулась спать. Уже засыпая, пообещала себе, что скоро, кровь из носу, решу проблему с электричеством раз и навсегда. Мой отец через 2 недели сделал мне шикарный подарок – соорудил «удочку» – палку с длинным проводом, который надо было закидывать с балкона на проходящую рядом линию уличного освящения…. И вот как-то ночью выхожу я на балкон с удочкой и начинаю ее крутить, чтобы попасть точно на оголенный участок провода около дерева. Картина еще та: «Ловись рыбка большая и маленькая!». Только я прицелилась, смотрю, на балкон справа выползает заспанный Фридон, мой сосед. В руках у него тоже… «удочка». И он, значит, технично ворует уличный свет.