Саша Кругосветов - Уже или ещё (сборник)

С площади доносился топот толпы. Все спешили куда-то с напряженными лицами. Дети, взрослые и старики… Наталкивались друг на друга, бежали в разных направлениях. Потоки людей наводнили всю площадь, и отдельные попавшие туда автомобили, брошенные своими хозяевами, помятые, с выбитыми стеклами, захлестываемые ползущими, бегущими, переползающими через них существами, теряющими уже человеческий облик, напоминали трупы больших животных, плавающие в пене и сутолоке морских волн. Люди с размаху налетали на стены, давили водосточные трубы, разбивали витрины и собственные носы и лбы, с плачем и стонами опускались на землю. Окна домов, выходящие на площадь, были открыты, у окон сидели люди, миролюбиво разглядывая и неторопливо обсуждая разворачивающиеся события.

Несколько человек подбежало ко мне.

Что уставился, наглец? Вынюхиваешь, хочешь подвести всех нас под монастырь? Я знаю его – он всегда лезет без очереди. Это, наверное, он вчера избивал старика… Что уставился – думаешь, тебя кто-нибудь боится? Он всегда нас преследует и шпионит за нами… Он соблазнил дочь моего соседа, ей всего шестнадцать лет, а он отказался жениться.

Они наступали, размахивали руками.

Ты из тех, кто всегда недоволен, тебе всегда всего мало, тебе подай и то, и это. А сам живешь припеваючи… за наш счет… Ему всех нужно обойти и пролезть первым. С этим человеком нужно быть поосторожней… Он не понимает, что мы его друзья и желаем ему добра, а если б он попал в другие руки, к тем, кто не знает, что такое человечность и порядочность… Да, с этими людьми нельзя иметь дело…

Дети, стоящие в толпе, смотрели на меня с любопытством, один подошел поближе, погладил меня по руке: «не расстраивайся, дяденька, я знаю, что ты хороший», потом нагнулся, поднял кусок кирпича и свирепо бросил в меня, целя в голову. Камень врезался в стену и отскочил, больно ударив по ноге. Всю дорогу домой за мной кто-нибудь шел, как бы проверяя, не наделаю ли я каких-нибудь безобразий.

Я долго не мог уснуть, за окнами гудели разговоры, подходили и уходили группы людей и раздраженно обсуждали мое поведение, недовольно поглядывая в сторону моего дома. Когда кто-нибудь, особенно возбужденный, требовал, чтобы я вышел, что он хочет поговорить со мной, его удерживали, уговаривали, это-де совершенно бесполезно, и «он», то есть я, все равно ничего не поймет.

Что я чувствовал в это время? Я думал о том, что виноват перед ними всеми, и каждый из них лучше меня, но осуждают они меня не за то, в чем действительно моя вина, и осуждают несправедливо. У меня горела голова от стыда за себя и за них, билось сердце, отдаваясь стуком в ушах, и я не мог представить, как и когда кончится это мучение.

Мог ли я тогда предположить, что тучи рассеются и солнце заполнит всю мою жизнь? Я и сейчас не знаю, как это могло произойти, куда исчезли эти множащиеся цепи страданий и кто искупил вину мою и многих других. Но я знаю, что однажды наступило утро моего пробуждения, и я увидел… Увидел, что все стали свободны.

Простите за все, ваш Землянин.

И опять я утром иду по городу.

Никого. На тротуары и мостовые нанесло песку… Отдельные дома стоят «по пояс» в барханах. Та же прозрачность воздуха. По пути к центру встречаются фыркающие и шуршащие машины, деловито и без помощи людей отрывающие полузасыпанные дома. Видимо, в этом городе уже мало кто живет. Несмотря на пустынность пейзажа, город не кажется заброшенным, на всем лежит печать чьей-то далекой заботы и любовной аккуратности. Улицы, полностью очищенные от песка, – есть и такие – блестят чистыми окнами и умытым асфальтом. Знаменитый собор Бартоломео Растрелли издали поражает завершенностью замысла: рядом с летящими куполами взвилась к небесам стремительная колокольня, постройку которой в свое время так и не удалось осуществить великому зодчему. Нашлись бережные руки, вложившие дерзкие мечты предков в современные конструктивы.

Лихо подкатил пустой, проветренный троллейбус, повез меня по новым мостам и проспектам, со свистом – через проезд под Невой, под летящим собором, мимо железнодорожных платформ – пригородных пересадок с метро на курортные поезда, мимо прежних раздумий, разговоров, мимо нового, того, что уже знал раньше и теперь уже не удивляющего. Знакомства с хмурыми, широкоплечими коротышками и пятиметровыми веселыми гигантами, одним движением руки легко переворачивающими тракторы и экскаваторы.

Все мои друзья за прошедшие сотни лет перекочевали на Черное и Средиземное моря; там теплее, там ласковое солнце и соленое море. На берегу моря они вспоминают свои прошлые жизни, очень давние, в рыбьих образах, на дне, среди водорослей, забытые жизни, постепенно растворившиеся в теплой лимфе планеты. Измученная земля, оставленная неблагодарным племенем людей, заросла дикими лесами; на перекрестках редких дорог теперь шатаются стада диких зверей, пьяных от сознания своей причастности к разумной жизни. В сохранившиеся крупные города приходят провинциальные газеты из звериных поселков «Волчий сын», «Медвежий угол», «Зубр»… Наивным письмом плетутся истории и легенды зарождающихся новейших культур и цивилизаций проснувшегося от спячки животного царства. Разгораются словесные бои, выясняющие правду – «нам нужна правда, одна только правда» – о возможности вегетарианства у хищников и безнравственности животноводства, о животно-ориентированном дизайне, о философиях леса, противостоящих человеческим философиям Востока и Запада. Природа проснулась, и человек снова занял в ней лишь некоторой важности место, не слишком маленькое, но и не особо выдающееся – ровно такое, какого он достоин на самом деле.

Чувствую, что наша встреча состоится уже совсем скоро.

Любящий вас, ваш Землянин.

Это было сродни помешательству, он был как пьяный. Пьян, но не настолько, чтобы не понимать: его дом, дом его жизни рассыпался, разлетелся, вдребезги разбился.

Внутри него размещалось столько разнообразных вещей – понятия, слова, воспоминания, танцевальные па, ощущение прекрасной женщины, примы, которую он гордо несет на выпрямленной руке под аплодисменты зала, электронные компоненты, чудные книги, которые он проглатывал целиком, складывал как птица в зоб, а потом отрыгивал и разбирал по словам и слогам, пробовал на вкус порциями, смакуя каждый отдельный кусок.

Семья, дочь, бизнес… Еще совсем недавно все это было так тщательно разложено, распределено, все знало свое место. И вот теперь перемешалось. На чердаке, на полу, на антресолях, под кроватью, на потолке плавали и сияли осколки вечной вселенной, звучала бравурная музыка…