Мария Новик - Разрешите вас пригласить

Перепуганный мужчина не понимал ни слова, сказанного ожившим «мертвецом». Бедолага отступал к машине, а якобы покойный продолжал преследовать его. Парень заперся в скорой и держал двери всеми силами, тогда как начавший сильно замерзать пьянчуга ломился туда в попытке согреться.

Водителя ИЖа протрезвили и всё объяснили, медсестру привели в чувства в последствии, а второго санитара еле удалось выманить из машины. Его вытаскивали едва ли не силком. Это был его первый рабочий день… и последний.

Обеденный перерыв заканчивался, и врачи расходились по своим делам. Они поделились версиями, похохотали над случаем, разобрав его от и до, и отправились работать. Живые пациенты никуда не делись.

Тоня встала с маленькой софы, продолжая улыбаться. « Вот идиоты », – она прикрыла глаза и покачала головой. Как можно было не проверить пульс? До чего скатились медсёстры? Вопросы оставались без ответа, да и как на них ответить, если до сих пор пробирал смех.

– Сегодня вечером всё в силе, – Костя обнял её за плечи и шепнул весело на ухо. – И не вздумай убегать, – дополнил он с улыбкой. – Я никогда не позволю тебе скучать в твой день рождения.

– Костя. Мне правда не хочется, – попытка оправдать своё нежелание была не столь убедительной.

– Ты уже оценила подарок? – подмигнул Засельский, встав напротив. Он выжидающе выгнул бровь. – Я помню, какой ты была, знаю ещё с института, что ты любишь, так что не говори мне, что тебе не хочется. – Он указал жестом на Тоню, словно уличая её в чём-то. – Тебе просто не с кем пойти.

– Подарок? – опомнилась она. – Ой, прости, пожалуйста, – запричитала Тоня виновато. – Я забыла… Прости. Я говорила, чтобы мне ничего не дарили, но… – Понимая, что сейчас обидит коллегу, она замолчала.

– Ну так посмотри. Я знаю, тебе понравится. – Его пальцы скользнули по женскому плечу, и он направился к лифту, привычно насвистывая любимую мелодию.

Антонина проводила Костю взглядом. Она снова улыбнулась. На сей раз искренне и мило. Но никак не могла понять для себя, почему Засельский так к ней прилип в последнее время. Нет, ей нравилась его компания, они часто обедали вместе, он провожал Тоню до дома.

Сейчас трудно было ответить на вопрос: что не так с отношением к мужчине? Она не может уже назвать его другом, но и повысить ставки не в силах. Его улыбка заразительна, как и смех. Глаза цвета горького шоколада притягивали своим блеском. Он так странно смотрел, словно пытался что-то передать по мысленной связи. От него веяло заботой. Когда он говорил, можно было часами слушать его… звонкие нотки в его размеренном голосе завораживали даже невнимательного слушателя, Плавная речь не изобиловала красками. Но она невероятно притягательна. Аккуратность во всём… в одежде, в манере говорить, в жестах, походке, внешности… в отношении.

Тоня помотала головой, отгоняя навязчивые мысли о коллеге. Несколько минут она стояла в комнате, чувствуя, как сердце ритмичным стуком уже отбивало чечётку. Машинально сунув руку в карман больничного халата, женщина выудила оттуда коробочку и неспешно открыла её. Пальцы словно застывали, они не слушались. « Я знаю, тебе понравится », – пронеслось в мыслях.

И вот, она увидела то, что так старательно скрывала крышка коробочки. Костя снова заставил её улыбнуться. Он обладал способностью дарить людям радость. Ровный квадратный листочек отрывного стикера приковал взгляд и сделал улыбку ещё шире. « Улыбайся почаще. Тебе очень идёт. К. З. » – написано разборчивым, но мелким почерком. Так же в коробочке лежали два билета на каток на позднее время.

– Ты знаешь меня лучше, чем я сама, – прошептала мечтательно Антонина.

Свежий воздух был настолько морозным, что казалось, будто в груди обожгло кипятком. Ярослав не мог нарадоваться выписке. Надоело видеть лица неухоженных забитых медсестер в однообразной форме, регулярно общаться с врачом, которая была груба и порой отстранённа, лежать в койке, изучая взглядом пациентов разного социального статуса… Всё надоело.

Он не привык никого просить или жаловаться на жизнь. Таких никто не ценит и не любит. Естественный отбор продолжает ужесточаться, несмотря на то, что вместо растительных джунглей неуклонно растут каменные. Сильный пожирает слабого, умный – глупого, хитрый – простого. Прежние законы преобразуются и старые больше не имеют смысла.

Но пришлось дать слабину. Как бы ни было печально или даже отвратительно, но позвонить в клуб всё же понадобилось. Пересилить себя в ситуации, когда даже жизнь претит и становится ненавистной, очень сложно. Однако сразу после перевода в палату, Арский попросил у соседа мобильный телефон и связался со своим управляющим. Разговор был коротким, но важным.

В отличие от друга, неизвестно от чего скрывающегося в последние дни, Юрий ответил. Он, судя по голосу, был не рад. Однако выполнил беспрекословно каждую просьбу. Он привёз чемодан и мобильный, оставленные в кабинете, забрал машину у скрытного Фёдора и пригнал её на платную стоянку недалеко от больницы, оплатив парковку деньгами, которые перевёл Ярослав.

Никто не приходил к Арскому, никто не спрашивал, как у него здоровье и что он чувствует. Ему это не нужно. Когда девушки официантки спрашивали об этом, он сразу обрывал вызов. Ни к чему лишнее беспокойство. Наверняка справлялись о нём только потому, что хотели поскорее услышать о смерти. Суки. Некоторые из них очень красивые, вежливые и даже наивные. Но всё равно суки.

Зимний ранний закат сменился голубоватым светом фонарей. Снег словно впитывал это сияние и не давал густой тьме заполучить территорию в свои временные владения. Пушистые снежинки мило кружились, подгоняемые усиливающимся ветром. Они слипались и засыпали только что расчищенные дорожки, стоянку, въезд и парковку.

Ярослав медленно застегнул пальто, не спеша закрываться от пощипывающего тело морозца. Управившись с последней пуговицей, которая никак не поддавалась, он вытащил из чемодана перчатки и неспешно двинулся к воротам, чтобы покинуть территорию больницы.

Действие лекарств прошло давно, а боль всё никак не приходила. Ярослав ждал её как турист лета, потому что привык к ней. Давняя подруга никогда не покидала его и из раза в раз приходила, чтобы поприветствовать своего постоянного «клиента». Но сейчас лишь слабое её касание, словно прощальное, прошлось по коже едкими уколами. Непривычно.

Лезвие выкидного ножа будто снова вонзилось в живот, когда Ярослав столкнулся с полицейским, который куда-то торопился с букетом цветов.

– Глаза разуй, придурок, – вместо извинений прорычал он.

Ярослав не стал ничего отвечать. Он только ехидно ухмыльнулся, а потом выпрямился, тяжело выдохнув и приложив ладонь к животу. Боль… Как же он рад её чувствовать. Она отрезвляет. Арский был от неё зависим. Боль помогала… она глушила воспоминания. Каждый раз, когда боль проходит, перед глазами стоит мать… Пьяная проститутка с ярким небрежным макияжем, в леопардовой кофточке и короткой помятой юбке. Ноги и руки в синяках. Когда женщина улыбалась – делала она это только перед клиентами – редкозубая кривая ухмылка выдавала в ней алкоголичку. В свои тридцать она тянула на все шестьдесят с гаком – так сильно водка и наркота изуродовали её.