Мария Новик - Разрешите вас пригласить

Такой, как Скрябнин, не допустит подобного обращения к себе. Он пройдёт огонь, воду и больничные подвалы, лишь бы восстановить свою гнилую репутацию и поставить обидчиков на место.

Но Тоне всё равно. Собственное наказание и возможное увольнение сейчас не сильно волновали её. Молодая черноволосая пациентка, плачущая от боли и зовущая на двух языках своего мужа, должна получить помощь.

– Молитесь, чтобы эта ночь не стала последней для вас на этой работе, – пригрозил Скрябин и, швырнув помятый бланк в ноги больной, развернулся и ушёл.

Тоня изрядно вымоталась за эту ночь. Она пришла домой в третьем часу утра, скинула с себя тяжёлую куртку, неуклюже разулась, стараясь не закрыть глаза и не упасть на пол, уснув в падении. Прошла в спальню, разделась и, даже не сходив в душ, просто рухнула оловянным солдатиком поперёк постели.

Наполовину придя в себя, Тоня пожелала будильнику утопиться. Потом взяла со стола гаджет и сдвинула значок, отключая горластого нарушителя спокойствия. Она перевернулась на спину, вздохнула и попыталась уснуть. Но все остатки дрёмы уже разогнал зловещий телефонный горн. Не получилось погрузиться даже на секунду в приятное состояние утреннего сна.

– Надо подниматься, – зевнув, произнесла Тоня. Она села, потянулась и спустила ноги на пол.

Привычно заправив постель и разгладив все складочки и бугорки, она отправилась в ванную, а потом на кухню. Позавтракала, помыла посуду и принялась за уборку.

Тоня вычистила квартиру до блеска, особенно кропотливо она трудилась на лоджии, собирая кипу ненужных ей депрессивных рисунков в мусорный пакет. Сегодня пришло время избавиться от ненавистных картин, содержащих в себе всю боль, которая выплёскивалась в красных, коричневых и серых цветах на бумагу. Пора жить дальше и не зацикливаться на прошлом.

Прошло два месяца с написания первой картины, наполненной болью и страхом будущей свободы, с которой не понятно, что делать. Лихой ноябрь давно оголил ветви деревьев, скрыв осенние краски предзимовым унынием, которое сменилось снежным покрывалом, блестящим на солнце. Несколько попыток потребовалось неуступчивой и наглой зиме, чтобы устелить землю хрупкими блестящими хлопьями.

Тоня выкинула пакет в мусоропровод и закончила уборку. Она оказалась тяжелее, чем можно было себе представить.

Но теперь можно отдохнуть.

Однако телефонный звонок, доносящийся из спальни, явно был иного мнения о планах на сегодняшний день. Звонила Галина, штатный невролог больницы.

– Да, Галчик, – Тоня тут же ответила, быстро добравшись до смартфона. Она села на край кровати и слушала напряжённый голос невролога. – Что там случилось? – спросила она, проведя по лбу рукой. – Да, сейчас буду. В течение часа в ординаторской. Кого еще вызвали? Ого! Считай, что уже там! – Она оборвала вызов, кинула гаджет на тумбочку и принялась одеваться.

Белый халат полностью лишает врачей гендерных различий. Ещё сам Роговский говорил: « Женщина врачом быть не может, потому что врач половых признаков не имеет» . Тоня, да и остальные девочки, будучи интернами у именитого доктора, часто обижались. Только спустя несколько лет все поняли, что имел в виду Эдуард Силенович. Он говорил о том, что не нужно делить обязанности на мужские и женские, потому что врачу по силам всё, даже вернуть пациента с того света. Те, кто делит себя на женщин и мужчин – не врачи, а бездари.

Антонина всецело отдавалась работе. Она всего лишь терапевт, а не хирург или онколог. Но она и этим гордилась, потому что от её профессионализма очень часто зависит жизнь больного. Консилиум – часть работы, которую Тоня любила. Если у неё есть малый шанс помочь больному, она прибудет хоть ночью. Сбор неофициальный, что означало реальное беспокойство врачей о пациенте.

Достав первое, что попалось под руку – легинсы и длинный приталенный джемпер – Антонина оделась, покидала всё необходимое в сумку и побежала в коридор. Там обулась и, выйдя на площадку, застегнула куртку и повязала шарф.

Поздоровавшись с ворчливой соседкой, которая проводила её недобрым взглядом, врач влетела стрелой в лифт и нетерпеливо нажала на кнопку с номером один. Створки неторопливо сошлись и ставшее привычным тихое жужжание заполнило прежде бесшумную кабину.

Ноябрьские ветра несли с собой холод и мороз, несмотря на то, что зима по календарю должна наступить только через две недели. Но земля уже приняла на себя несколько сантиметров рыхлого пушистого снега, который спрятал жухлую листву и прочий мусор, который не успели смести.

Терапевт пронеслась до метро шустрой ланью, периодически поскальзываясь на заледенелых участках тротуара, которые дети опрометчиво раскатали в порыве радости от наступившей зимы. Спустилась по ступеням и впорхнула в вагон, двери которого тут же за ней съехались.

В метро час пик. Блондинка терпела пассажиров, которые толкались и жались друг к другу. Дважды поток спешащих едва не вытолкал Тоню на платформу.

Тоня наконец-то добралась до больницы. Пройдя через стоянку машин скорой помощи, она вытащила из сумки бэйджик с именем и прицепила на груди. Ворвалась в ординаторскую. Едва успела снять куртку и повесить на стойку.

***

Многочасовой консилиум, на котором обсуждался диагноз пациента со сложным заболеванием, закончился. Антонина, измотанная прежде всего морально, вышла из ординаторской и села на стул рядом со входом. Она тяжело выдохнула и обхватила голову руками, закрыв глаза. Всегда сложно работать в таком ключе: ещё не придя в себя после суточного дежурства, возвращаться в больницу – это ослабляет организм ещё сильнее.

– Нам надо поговорить, – голос Ольги прозвучал очень громко и неприятно. Но какой бы тон рыжая бестия ни задала своему голосу, он для Антонины останется мерзким и противным.

– Если ты опять задумала включить ту же пластинку, то лучше помолчи, – выдохнула устало Тоня, не поднимая взгляда на собеседницу.

– Ты развелась с ним. Сама его бросила, а теперь снова в кровать лезешь? – язвительно спросила Оля, толкнув в плечо блондинку. – Зачем он тебе нужен?

– Ты в своём уме? – подняв голову, устало прокомментировала Тоня. – Сходи к Гале, она тебе выпишет пару лекарств, чтобы избавиться от психоза. Видимо, нервы сдали.

– Он был у тебя, сам мне сказал! – всплеснула руками рыженькая, зло процедив. – Тебе что, неймётся? Всё спешишь обратно его заграбастать? Не получится. Он мой! – указав на себя пальцем, заявила она.

– Не имею ничего против этого, – безразлично ответила Антонина. – Я тебе два месяца назад сказала – забирай этот мусор и валите оба из моей жизни. Что из фразы «забирай этот мусор» тебе было не понятно? Я бросила – ты подобрала, всё просто, как на лекции по химии. Будь добра, отстань от меня, Оля. Я Гришу не видела девять недель и видеть не хочу. Всё понятно? А если он от тебя гуляет, то явно не со мной.