Аррен Кода - Красный Дом

И вот она снова здесь, в Красном Доме, где все так до боли знакомо, будто бы она уехала отсюда вчера. Примерно через час доктор Цаплин возвращается с консилиума и небрежным жестом зовет Анну в свой кабинет, находящийся прямо в домовой церкви. Небольшая полутемная комната с окнами высоко под потолком. Здесь почему-то пахнет болотом; на широком острове стола много места занимают разноцветные фарфоровые лягушки – их так много, что можно было бы открыть небольшой магазин. У стены стоит огромный пустой аквариум с дном из высохшего ила и искусственными корягами. Аквариум производит жутковатое впечатление, и неясно, почему. Доктор Цаплин с усталым и озабоченным видом просматривает снимки. Он немногословен, но в том, что он говорит, ничего хорошего нет. И видно, что он заранее счастлив, что не возьмется за это дело – Цаплин давно уже не практикующий хирург, а помощник главного врача. Он определяет Анну в ее родную Третью хирургию, убеждая себя в том, что там девушка будет счастлива, насколько это вообще возможно.

И вот через несколько дней Анна оказывается в мрачной палате с облупленными желтыми стенами. Четыре койки, застеленные серыми пледами, единственная не занятая из которых – рядом с гудящим холодильником. Две соседки – Надежда Михайловна и Кристина – встречают девушку вялыми приветствиями и вновь утыкаются в кроссворды. Четвертая соседка где-то гуляет – ее скоро выписывают. Анна уже заранее знает, что проживет в этой палате несколько смен, поэтому не торопится знакомиться поближе. Неторопливо разбирает вещи, вполуха слушая наставления дежурной медсестры, которая то и дело прибегает, чтобы рассказать все необходимое новичку. Объяснять ей, что она и так все знает, Анна не собирается – вон, с каким энтузиазмом пожилая медсестра взялась за работу, не лишать же человека радости.

Только Анна собирается подремать перед обедом, как в коридоре раздается громкий топот, дверь резко распахивается, и в палате появляется Доктор Тарасов. Анна помнит его – пять лет назад это был мрачный молодчик, острый на язык, вечно не выспавшийся и небритый, верный помощник доктора Козырева, который в ту пору занимался ее лечением. Теперь его не узнать: за прошедшее время доктор Тарасов раздобрел и научился улыбаться.

– Привет, помнишь меня? – осведомляется он. – Вот ты и попалась мне наконец-то!

– Конечно, помню, – усмехается девушка. – Вот, вернулась исправлять ошибки юности.

– Ай, признайся, что просто соскучилась! – хирург смеется и подает ей руку, без лишних проволочек протягивая невидимую нить. – Константин Львович попозже сегодня будет, можешь поздороваться. Но я надеюсь, что со мной тебе тоже скучно не будет.

– Это уж точно…

– А зачем ты волосы в белый покрасила? – сварливо осведомляется доктор. – Я этот цвет не люблю!

– Ну да, как же, вам ведь рыженькие нравятся, как в «Пятом Элементе»… – Анна деланно вздыхает. – Видно, не быть мне вашей любимой больной.

– Ничего, найдем точки соприкосновения! – Тарасов подмигивает своей новоиспеченной пациентке и быстро уходит. Анна и сама не замечает, что улыбается до ушей.

Как только Таню разместили в палате, в больнице началась эвакуация.

Дежурная медсестра с фонарем в одной руке и с противогазом в другой вывела всех на улицу через черный ход. Больные шли организованной группой, громко переговариваясь и хихикая; они явно получали от происходящего огромное удовольствие и постоянно отпускали шуточки насчет горящих верхних этажей и выпрыгивания из окон. Какого-то мужика везли по коридору в инвалидной коляске; он был в белых чулках и со свертком в руке, и он громко ругался на медсестер, говоря, что они не имеют права срывать его с операции из-за каких-то дурацких учений. Медсестры мужика не слушали, просто чинно выкатили коляску на крыльцо и оставили там.

Галдящая толпа жалась на пронизывающем апрельском ветерке. Многие курили, над головами стелился вонючий дым. Под конец на дворе появились врачи в белых халатах, тоже чем-то страшно довольные. Они встали в ряд у крыльца, закрыв своими спинами весь этот балаган, и самый рослый из них, который говорил больше всех, сделал коллективное селфи. После чего все дружной толпой втянулись обратно в корпус. Наблюдавшие за этим из-за ограды случайные прохожие разочарованно поползли к автобусной остановке.

Танечка смутно помнит свое поступление. Сначала долгое ожидание в приемном покое с сумками и пакетами. Затем – длинные очереди на процедуры, в которых царило гробовое молчание: люди на скамьях сидели неподвижно, словно статуи, уткнувшись взглядом в стену и даже не переговариваясь друг с другом. После – неуютная палата и ее кровать в углу. Хмурый старик доктор, скомкано проводивший ознакомительную беседу. Он сказал, что нужно полное обследование, чтобы понять, как лечить. Насчет уходов домой можно было даже и не мечтать.

Соседи – неулыбчивые, придавленные несчастьем женщины. Из них самой доброй показалась Аня – девушка, смутно похожая на какую-то певицу. Она давала Танечке свой ноутбук на выходные, разрешив смотреть на нем сериалы.

Здесь страшно. Это первое, что Таня говорит психологу, придя к нему на обязательную консультацию. Психолог уверяет ее, что бояться нечего – все местные врачи прекрасно знают свое дело. Четыре часа девушка изливает ему душу, рассказывая о своей грустной судьбе: только-только заканчивается одиннадцатый класс, на носу экзамены и поступление в университет, а теперь – ни экзаменов, ни аттестата, ни шансов на светлое будущее! Психолог уговаривает смириться и потерпеть: аттестат она получит и так, а экзамены можно сдать и в следующем году, было бы здоровье.

Таня часто плачет в подушку. Видеть никого не хочется – ни маму, ни отца, ни брата. Ей очень жаль, что так вышло, что все они так сильно переживают из-за нее. Таня вспоминает, как часто они ругались раньше из-за учебы и домашних дел, и теперь ей стыдно как никогда за свои слова. А что, если ее уже не вылечат?! Александр Андреевич, солидный высокий доктор в блестящих очках, сказал на консультации, что дело запущено и есть угроза жизни. При этих словах мама чуть в обморок не упала – к счастью, брат поддержал ее. Нужна операция – но как с этим смириться? Танечка всю жизнь боялась даже палец уколоть для анализа, а тут – целая операция! Что, если из нее вытечет слишком много крови? Что, если ей случайно перельют не ту? Что, если наркоз окажется таким сильным, что она после него не проснется?.. Местные больные, которых здесь почему-то называют Ходоками, с удовольствием делятся с Танечкой своим опытом. За неделю она успевает наслушаться такого, что по ночам ей снятся кошмары, а днем кусок в горло не лезет, и даже профилактические уколы уже не производят впечатления.