Аррен Кода - Красный Дом

Операционная. Светло-бежевые стены и белые, до зеркального блеска начищенные плитки пола. Для Атлантов, вечных обитателей Красного Дома, эта комната – святилище и точка сосредоточения. Если для всех остальных хирург приходит сюда, чтобы спасти больного, то для самого себя Атлант в операционной очищает собственную душу, оставляя за створками дверей всю тяжесть, тянущую к земле его усталое сердце. Именно здесь находятся Вторые Врата, еще один порог, который человек пересекает, оказавшись на затянутом голубой клеенкой столе. Первые Врата находятся в приемном отделении, и проход сквозь них означает лишь неприятности и легкое сумасшествие. Пройдя Вторые Врата, пациент либо умирает, либо навсегда уносит с собой метку Красного Дома, потеряв часть себя и обретя взамен что-то более ценное. В любом случае, именно через эту комнату люди покидают больницу, только одни еще долго топчутся в коридорах, а другие нет.

Для каждого хирурга операционная выглядит по-своему, ибо каждый приносит в нее собственную атмосферу. После тщательной стерилизации и кварцевания помещение полностью нейтрально, но стоит открыться белым створчатым дверям с круглыми окошками-иллюминаторами – и вот она заполняется людьми в разноцветных форменных робах. Открываются окна, впуская резкий запах скошенной поутру травы и дорожной пыли с парковки. Включается радио. Каждый врач выбирает свою волну. Козырев оперирует под звуки старого рок-н-ролла, Тесарь – под современный джаз, Тарасов – под русский рок, Вахрушин – в полной тишине и с закрытым окном (отчего вся бригада успевает вспотеть еще в начале операции). Когда хирург широким шагом заходит в комнату, держа перед собой руки, его настрой тут же передается остальным. И это —результат постоянного глубокого сосредоточения, в котором он находится даже во время сна, годами выработанное искусственное состояние, которое служит щитом и поддержкой в работе для него самого и для всех, кто рядом. Идя в операционную, Тесарь будто бы рассеян и замкнут, Тарасов – будто бы слегка разозлен, Вахрушин – расслаблен и весел.

Козырев всегда собран. Есть много способов настроиться на предстоящую тяжелую работу – пожалуй, столько же, сколько хирургов в этой клинике. За долгие годы Козырев железно выработал для себя один безотказный: представлять в своей голове яркий белый свет, обступающий со всех сторон, отсекающий все лишнее. В этом свете сгорают сомнения и страхи, остается лишь голая суть вещей, и тогда уже ничто не заслоняет старшему Атланту его истинное зрение. Он видит всю операционную, как единое целое, и его задача – сделать так, чтобы работа слаженного механизма не сбилась и не застопорилась.

Сегодня оперирует Алексей Тарасов. На столе тяжелый больной, настолько, что в этот раз даже радио играет еле-еле. В такой ситуации важно все, даже движение воздуха, поэтому сестры стараются дышать в сторонку, чтобы не отвлечь хирурга от задачи. Производится удаление левого легкого. Нужно наложить лигатуру на крупные сосуды и пересечь их так, чтобы лишний раз не задеть сердце больного, которое судорожно бьется в широком разрезе. Сама по себе техника обработки сосудов у Тарасова отработана блестяще, но есть другая трудность. Невидимые взгляду непосвященных, в открытой ране копошатся целых три черных нори. Одна из них плотно присосалась к корню легкого, и с ней, пожалуй, проще всего; а вот две другие решили захватить аорту и верхний левый бронх. Это мешает быстро обезопасить операционное поле от кровопотери, а ведь времени терять нельзя: сердце у больного работает с перебоями, давление постепенно понижается, и пусть анестезиолог и медсестры то и дело вводят в катетер новые порции крови и укрепляющие средства, надо спешить.

Отделить от живой ткани организма злобную нори, напитавшуюся его соками, – все равно, что удалить небольшую опухоль. Скользкое черное существо, по сути, состоящее из слизи и пучка нервов, образующих что-то вроде спинного мозга, плотно присасывается к органам наподобие пиявки. Изрезать ее скальпелем – значит, заразить ядовитой черной слизью весь организм. Идеальный выход – пересечь ее мозговой центр, напоминающий вареную горошину. В этом случае нори будет парализована, и ее можно будет полностью вытащить простым зажимом.

Первую Тарасов вылавливает сразу и брезгливо бросает в подготовленный пакет, который тут же завязывают тугим узлом. Берет новый стерильный зажим – старым в рану лезть уже опасно – и медленно подбирается к центральной артерии, расширив отверстие еще на пару сантиметров. Щупальца нори уходят вглубь организма, и нельзя с уверенностью сказать, насколько они длинные. У средней нори ложноножки могут быть размером с палец, а могут быть и с руку взрослого человека. Их количество постоянно меняется, и отдирать их – все равно, что отрубать голову мифическому змею: на ее месте тут же вырастут еще две. Бригада заметно нервничает, и лишь хирург сохраняет внешнее боевое спокойствие. Доктор Тарасов очень точен в расчетах, Козырев всегда отмечал это. Про таких говорят – руки золотые, но, применительно к Атланту, вернее другое: чувства очень острые. Пальцы – часть его разума, дополнительные глаза, которые куда острее обычных. Короткое движение скальпеля – и вот еще одна тварь с отвратительным писком бьется между браншами зажима. Но тут же появляется новая опасность: один из сосудов поврежден, и больной теряет кровь. Тарасов успевает ухватить его пальцами левой руки, а правой, стараясь двигаться как можно меньше, отправляет нори в пакет. Крупные капли пота блестят у него на лбу.

– Оставь, Леша, – мягко говорит Козырев, пережимая сосуд чуть выше и подкладывая в рану свежие тампоны. Тарасов немного распрямляется и несколько секунд переводит дух. Короткий взгляд на шефа, сдержанное молчаливое спасибо. Медсестра вытирает ему лоб. И снова – в бой.

Третью нори Атлант решает пока не трогать – ее можно будет извлечь вместе с легким уже в конце. Начинается долгая процедура отделения. Между органом и полостью множество спаек, которые нужно убрать. Ситуацию осложняет все ухудшающееся состояние пациента, поэтому чрезмерная торопливость может стоить ему жизни, но и лишнее промедление – тоже. Каким-то, не шестым даже, чувством нужно понять, в какой момент действовать. Козырев подстраховывает своего молодого коллегу, выполняя грубую работу, чтобы не отвлекать его от главного. Тарасов тихонько напевает, и его ассистенты приободряются, решив, что раз доктор в хорошем настроении, то дело идет на лад. Однако Козырев знает, что на самом деле в такие моменты Тарасову по-настоящему трудно, и он пытается сильнее сосредоточиться. Операция длится уже третий час, а сделать нужно еще так много. Тарасов досадливо шипит сквозь зубы: все-таки, оставить нори у самого корня легкого было большой ошибкой: существо сдвинулось, и теперь, чтобы подобраться к сосудам, придется сначала его обезвредить. Вероятность промаха очень велика, ведь расстояние измеряется какими-то миллиметрами. Тарасов ненавидит проигрывать, но сил у него уже не так много. Сейчас все его нервы напряжены до предела, и вся выдержка направлена на то, чтобы пальцы не дрогнули.