Дмитрий Лашевский - Трилогия пути

– Наставили, значит, Купчика, – тревожно сказал Белов.

Лозинский вытер с очков капли, сложил фиолетовый платок в карман и ответил:

– Шибко уж они урвали. Должен быть стоп, нельзя так всё время идти…

– Ну, с аритмией у вас всё в порядке!

Лозинский пожал плечами и улыбнулся. Это было устало или лукаво, Белов не мог бы определить. Они продолжали переговариваться. Река держала около полусотни метров ширины, течение её замедлилось в мягко-зольной лощине меж кряжами, и ничто не мешало байдаркам идти рядом.

На короткой шивере связка распалась, а когда они вновь сблизились, Белов почувствовал, как надавливает Зуев. Он встроился в темп и потихоньку ослабил, показывая, что не надо начинать день с перебора. Но Зуев упрямо гнул своё, разрывая четвёрку на две двойки, которые по-прежнему неслись рядом, но уже не вместе, уже – резким непритворным спором.

Оторваться, однако, было негде: Белоглаз всё лихо перехватывал, а то и сам угрожал. Лозинский внимательно посверкивал очками.

Впрочем, Зуев не думал об отрыве. Его несло так и не угасшее утреннее раздражение, переходившее теперь из повода в повод. Ему хотелось вырвать Белова из этого неразборчивого диалога рулевых, вскрутить гонку, остаться опять вдвоём.

Так длилось с час, затем гонщики увидели впереди новую байдарку и совместной скоростью быстро её настигли. Это были долгожданные Купцов с Завалихиным. Они, и сами прекрасно зная, что всей регаты с такой ровной мощью не пройти, до порогов выложились в задел, надеясь, несколько отдохнув, выпустить вперёд Дёминых и вслед за ними, не кипятясь, одолеть зону, чтобы уж на финише всё решать очно. Но Дёмины, видимо, ускользнули или привели с собой Кравченко, а связки из трёх байдарок были недолговечны. Теперь они отчаянно пытались достать Дёминых, ещё в виду; но сочетание скоростных участков с техническими издёргивало силы, – и в том, какое невзрачное рубато они работали, чувствовался выпущенный воздух. Было странно, что они столько просолировали.

Лозинский подвёл и заговорил с Завалихиным, но Белов остался за спинами. Всматриваясь в далёкую прорезь меж берегами, он пытался различить, двойной или двупарный проблеск вспыхивает там. От близости к лидерам он испытывал тугую уверенность, подобную пению басовой струны. Нужно было решить точный план.

Река, торопя подсказку, изогнула длинный перекат. Между передними байдарками был небольшой просвет, – и Белов обозначил туда атаку. Купцов закрылся, и Лозинский тоже прирезал угол, при этом они слегка помешали друг другу. Тотчас Белов переложился и ушёл резко в сторону, по дуге заводя в узкую струю, прорезающую перекат. Зуев взвинтил, а соперники, слишком плотные меж собой, замешкались. Пока он боролись за позицию, Белов оказался первым, протиснувшись перед самым носом купцовской двойки, которую с другого бока тут же накрыл Лозинский. Купцов уступил, но в самом перекате шёл почти в касание. На изливе сражающиеся экипажи отставали метров на двадцать.

– Разделяй и властвуй, – оценил Зуев. – Но ведь они сейчас объединятся против нас?

– Это мы ещё будем посмотреть, – оглянулся Белов.

На плёсе, давшемся после быстрины довольно тяжело, их не догнали, а потом река начала подсовывать шиверочки и перекаты. Они были несложные, но в одиночку проход получался экономнее, и преимущество кусочками прибывало. Сзади, похоже, так и рубились между собой, и Белов перестал оборачиваться, спиною чувствуя дистанцию.

– Дёминых бы разом достать, – хрипло попросил он, когда близнецы очередной раз показались в глубине перспективы, подрожали виноградинкой и завалились за поворот.

– Ну, так и достанем, куда они денутся, – пообещал Зуев.

Радуясь, он раззудил было в полную силу, но вскоре почувствовал, что перегребает Белова. Тот, хорошо держа отрезками, особенно при обгоне, в сплошной работе всё-таки уступал. В буквальном ощущении было – что часть усилия, вместо гнать лодку вперёд, отваливается на корму, загружая Белова, вынужденного частить и пробиваться. В такие минуты Зуев слегка терялся от бесполезного запаса. Он чуть сбавил. Всё равно, на прямых они превосходили Дёминых; но после каждой завязки разница возвращалась.

В какой-то момент между байдарками осталось метров сто извилистого переката. Братья просквозили его, а Белов взял паузу на входе и потом, разбираясь в ветвлениях, из мозаики виртуозных кусочков скорости не сложил. Дёмины опять отдалились. Они шли очень скупо и точно, почти без брызг. Тёмноволосые, ладные и неразличимые, – в них мнилось что-то китайское. Раз за разом они легко уходили на перекатах, беззаботно подпуская гладью. Но то была назад обращённая беззаботность. Вперёд – Белов угадывал, словно видел в их чёрных, как замочная скважина, глазах – устремлялась лихая хищность.

Погоня продолжалась сутки. Ночь исполнилась автоматически, не извлекая души из трепета. Движилось всякую секунду, обрезая омертвевшую ткань посторонних мыслей. В ноздрях стоял щекотливо-алчный аромат воды, от которого некуда было деться, а только – спешить за ним. Близость соперников не дозволяла расслабления, протянутая по стрежени голым нервом. В то же время вещественная действительность, вплоть до собственных рук, казалась отдалена и только снилась. Диалоги были пересыпаны колкою злостью.

Мало, что Дёмины постоянно убегали, ещё и сзади никак не хотели отставать. Заканчивая длинную прямую, которою река текла по дну сужающегося каньона, Белов встал и, приложив ладонь козырьком, с удивлением увидел, что за ним далёкой россыпью следуют сразу три лодки. А у него заново заболели плечи, боль ещё не взыграла, но тяжело накапливалась, и всё чаще приходилось пропускать такт, откидывая локти за спину.

Зуев работал машиной, и по спине нельзя было понять, насколько он устал, только рыжая майка раскраснелась потом.

Так могло бы длиться долго: погоня вроде бы уже застыла злокачественной стабильностью; но Дёмины, в свою очередь, нагнали первый экипаж. И всё затормозилось.

Пройдя цепочкою перекатов, гонщики вылетели на долговодье. Завидев так близко обоих лидеров, Зуев взбурлил, но Белов вдруг вовсе перестал грести. Этот-то кусок и так был в кармане. Суть заключалась в другом.

Зуев наклонился и по локоть сунул обе руки в воду. Потом с шумом, внушая маске кожи облегчение, умылся.

Река гудела, предчувствуя страдание. Шов каньона почти сросся. Стеною надвигался порог, поверху которого в пенке облачков скользил свинцово-серебряный замок. Под ним, в спрятанной от глаз глубине, надрывно выло.

Дёмины медленно двигались под левым берегом. Микипорис с Кравченко, наоборот, заходили вправо в какие-то сомнительные эволюции. Они поменялись местами, и теперь из-за спины двухметрового Кравченко широкоплечий, но приземистый Микипорис с будто негнущейся шеей на каждый гребок выкачивал туловище, – и лодка чуть рыскала. Впрочем, они тоже утишали.