Николай Тузов - Взыскание погибших (сборник)

Белогоров мог бы ответить на эти нападки, если бы они высказывались ему в лицо, но монахи замолкали при его приближении и прятали глаза. Впрочем, его позицию знал настоятель, с которым художник встретился после благословения архимандрита.

– Вам не надо опасаться за репутацию наших мастеров, – пояснил настоятель Белогорову. – Владыка дал благословение только на один список, а он уйдет в новую церковь в Старом Ильмене, где его видеть будут только местные верующие, а не знатоки канонов.

Несмотря на свое внешнее несоответствие монастырю и всей братии, Белогоров собирался подойти к делу со всей серьезностью. Он видел в работе над иконой не столько творческую задачу, сколько духовную практику. До начала работы следовало очистить душу через пост и молитву, а уже затем брать в руки кисть. А перед этим следовало подготовиться. Найти доску с ковчегом, то есть, выемкой на лицевой стороне, где собственно и расположится образ. Подготовить все составляющие для краски или правильно сказать – темперы. Подобрать кисти, сделать эскизы, найти удобный для работы угол в мастерской. На такие вещи было бы обидно отвлекаться, когда придет творческий экстаз. Во всяком случае, Белогоров очень надеялся на его приход. Держа в руках очередной брусок липы, Белогоров снова видел в нем лишь недостатки. Он положил дерево на стол и пошел прочь. Вышел за монастырские стены и направился в город, а точнее в храм, где находилась икона, с которой он собирался делать список. Добрался часа через полтора, прилично устав, и, переступая порог храма, не подумал собраться с мыслями. Он остановился перед иконой «Взыскание погибших», разглядывая, как в солнечном свете мерцают слои темперы и думая о том, что доска для иконы должна быть еще и высушена правильным образом…

Невольно его взгляд встретился со взглядом младенца.

– Что же это я? – ошарашено произнес Белогоров. – О чем я суечусь? О чем беспокоюсь? Разве дело в доске? Дело во мне. Я боюсь начинать работу, так как не верю, что справлюсь. Я хороший художник, но по силам ли мне передать истину? Господи, я просто боюсь неудачи!

Он огляделся по сторонам. Несколько прихожан молились в разных частях храма, не обращая на Белогорова ровно никакого внимания.

– Страх работы – это погибель для художника. Матерь Божья, не позволь мне отчаяться!

Он постоял возле иконы еще немного, но ничего особенного больше не почувствовал. Разве что растущую уверенность в том, что пора начинать работу. В тот же день он выбрал доску для списка и начал поститься.

…Несколько дней отпуска на родине стали для Андрея духовным путешествием в свои воспоминания. Он много бродил по округе, думал о братьях и друзьях, а с теми из них, кто остался жить в селе, постарался встретиться и пообщаться. Не удалось увидеться только с Захаром Тимофеевым, который, по местным меркам, стал большим человеком – возглавил сельскую администрацию. Видимо, местная власть решала во благо земляков какие-то небывалые по объему задачи, так как Захар не нашел минутки для встречи с однокашником. Это было жаль – в детстве и юности они дружили. На обратной дороге Андрей уже не вспоминал о прошлом – его отпустило. Он размышлял о будущем, и не только о своем. Икона ехала с ним, аккуратно уложенная на самый верх его чемодана вместе с тетрадкой воспоминаний прабабушки. В тетрадку Андрей пока не заглядывал – он предвкушал этот особый момент и ревниво загадывал, что останется с ценными словами один на один, сам их прочитает и ни с кем не поделится! И только насладившись, он позовет Таисию с детьми и уже вместе с ними начнет изучать записи пристально. Тут он подумал об иконе, причем с тревогой. Святыня выглядела, мягко говоря, неухоженной. Она нуждается в реставрации, а потому следовало срочно связаться с приятелем Николаем, профессиональным реставратором, и попросить его обновить икону. Только бы он был свободен и в городе!

Потом Андрей задумался о том, как хранить старинный образ в тот период, когда он будет находиться в его доме? Не хотелось уподобляться псевдоинтеллигентам, что украшают иконами свои шикарные квартиры и откровенно хвастают ими перед знакомым, демонстрируя свой материальный достаток (старинные иконы были и остаются самым дорогостоящим антиквариатом). Ну, нет. Он философ, а не стяжатель, ему не пристало выставлять святыню на обозрение в качестве дорогого интерьерного аксессуара. Андрей глянул на жену. Она спокойно смотрела вдаль и вид у нее был совершенно безмятежный. Он даже не ожидал, что Таисия так обрадуется иконе. Она часами смотрела на нее, находя в ней какие-то новые уникальные краски и линии, даже пыталась срисовать лики. Захочет ли жена хвастаться бабушкиным наследством или… Это было нехорошо, учитывая их двадцатилетний брак и совместно приложенные к воспитанию детей труды, но он не смог удержался от проверки.

– А что, Тая, как ты видишь судьбу «Взыскания» в дальнейшем? – его голос прозвучал с обманчивой прозаичностью.

Она повернулась к нему с улыбкой, будто ждала этого вопроса и уже подготовила ответ.

– Ты же в курсе, что церковь в Ильмене скоро откроется после ремонта?

– Ну, вроде… мы так и не посмотрели на нее, а надо было!

– Вот именно, надо было! Не думаешь, что нам надо отдать икону в эту церковь, чтобы люди могли молиться?

Она сказала именно то, что говорила в свое время бабушка Екатерина: «Отдать людям»!

– Тая, я редко такое говорю, но…

– Ты очень меня любишь, – закончила она чуть насмешливо.

– Не очень… – он выдержал интригующую паузу, наблюдая за поднимающимися бровями жены, и добавил: – Безумно.

Дома они долго смотрели на икону, осветив ее настольной лампой. Каждый думал о своем и каждый удержался от вопросов и комментариев, чтобы не помешать внутреннему диалогу другого.

Спустя несколько дней все сложилось и с реставрацией – Николай по-прежнему работал в Центральной художественно-реставрационной мастерской. Когда Андрей привез ему свой список «Взыскания погибших», он полчаса рассматривал икону под лупой, а потом забегал по мастерской и замахал руками, выплескивая свои эмоции через физическую активность.

– Андрюша! Андрюша! Ты хоть знаешь, что это? – последние два слова Николай произнес с пришептыванием и придыханием, широко раскрыв свои зоркие маленькие голубые глазки. – Это же шедевр!

Андрей сдержал смешок, хоть восторг Николая и выглядел невозможно комичным.

– Правда, Коль? – переспросил он радостно. – Я знаю, что икона старинная, знаю, что красивая, но в искусствоведческом плане не специалист и оценку такую дать не могу.

– А я могу! – гордо сообщил Николай. – Я вот, как раз, не чувствую в произведениях искусства их божественности, а вижу только гениальность или наоборот… – он снова подскочил к своему рабочему столу и уставился на икону. – Чья же это работа?..