Николай Тузов - Взыскание погибших (сборник)

Андрей встал. На долю секунды он и Борис встретились глазами и оба, словно бы вживую, увидели свое прошлое – лесную глухомань, ледник в Фанских горах, костры и мечты… Но этот миг пролетел, и они снова стояли в тускло освещенной комнате, наполненной старыми вещами и старыми обидами. Андрей повернулся к бывшему другу спиной и направился к выходу. Борис поднял руку, словно хотел его задержать, но так и остался стоять с протянутой рукой, когда хлопнула входная дверь.

АНДРЕЙ ЗУБОВ не смог бы объяснить, как это могло случиться, но он совершенно ясно ощущал себя ребенком, едва достигшим четырехлетнего возраста. Вот он стоит в середине самой большой комнаты в родительском доме в Старом Ильмене, одетый только в широкую и длинную, до колен, рубаху. Тут же, неподалеку, мать с отцом – Андрей не смотрит на них, только слышит их молодые голоса, звучащие так, как будто они ощущают себя причастными к какому-то таинству и очень этим взволнованы. И он знает, что это таинство напрямую связано с ним самим. Андрей слышит еще один голос, произносящий непривычные, но знакомые для его слуха слова. Другой, взрослой частью своего сознания он понимает, что именно происходит в этот момент: его крестит отец Алексий, уже немолодой священник, живший в то время в соседнем селе, где действовала маленькая старинная церквушка, каким-то невероятным образом выпущенная из внимания советскими властями. Крещение происходит дома, так как в то время окрестить ребенка в церкви было практические невозможно. Окошко полуприкрыто ставней, слабый свет, льющийся на некрашеные доски пола, словно иллюстрирует суть таинства – дитя обретает свет веры, теперь его жизнь наполняется высшим смыслом, теперь только Бог направляет и судит его…

Андрей ощущает, что даже в те малые годы его сильно потрясло таинство крещения. Он глубоко осознал – на всю жизнь, до самого ее финала – разницу между своим прежним состоянием и нынешним. И пусть впереди еще долгий путь ко взрослости, но Андрей уже другой. Он отвечает перед Богом, но ему не тревожно, не страшно, не суетно. Он ощущает удивительное чувство осмысленности бытия, готовность к испытаниям и… радость.

Отец Алексий вступает в полосу света. Андрей поднимает глаза и видит прямо перед собой, на фоне неясной фигуры священника, близко, отчетливо и предельно осязаемо доброе лицо Богородицы и прижавшееся к ее щеке лицо Младенца. В какой-то миг Андрей перестает понимать, что перед ним икона. Он видит движение воздушного потока, ласкающего золотистые кудри Христа. Он различает в глазах Богоматери горестное предчувствие неотвратимого грядущего. Время останавливается, замирает, как будто бережет Его и Деву Марию от трагических событий.

Но и этот момент проходит, лицо Богоматери удаляется. Андрей шепчет во сне: «Взыскание погибших!»

И просыпается…

В контраст благостной тишине сна и охватившему его счастью пробуждение оказалось подобно падению с небес на землю. Андрей резко сел на кровати, вытирая ладонью холодный пот.

– Андрюша, что случилось? – разбуженная его резким движением, Таисия тоже села в постели.

Ее теплые руки взяли его за запястье.

– Андрюша, дай проверю пульс… Как твое сердце?

– Тая, не волнуйся, я здоров!

– Кошмар приснился?

– Нет, наоборот. Приснилось, как меня крестили. Но у священника была бабушкина икона, понимаешь? Я так ясно видел ее, Тая! Так ясно!

– Но это может означать только одно, Андрей!

– Что?

Таисия смотрела на него ясным взглядом человека, глубоко уверенного в своей правоте:

– Ты не можешь оставить все так, как есть! Ты должен найти и вернуть икону в храм.

– Знаешь, – Андрей повернулся к жене и вгляделся в ее прекрасное лицо, вдруг напомнившее ему лик Девы Марии – так много доброты и понимания светилось в нем. – Знаешь, а ведь это не случайный сон. Просыпаясь, я сказал «взыскание погибших»…

– Это означает, что ты не должен отчаиваться, – догадалась Таисия. – Этот образ помогает «погибшим», то есть тем, кто впадает в грех уныния, сдаётся перед болезнью, ложным наветом или другой напастью. Если ты смиришься и забудешь про то, что икона пропала, то ты совершишь грех.

– Богородица просит меня не поддаваться унынию, – согласился Андрей. – Тая, ты правильно все объяснила. Я это чувствовал, но не мог выразить, а ты…

– Сапожник без сапог, – улыбнулась Таисия. – Почему вы, философы, такие беспомощные, когда философская проблема возникает в вашей собственной жизни?

Он прижался к жене:

– А зачем мне сапоги? У меня есть ты!

Андрей прошелся на кухню, выпил воды из-под крана, вернулся в постель. Он испытывал чувство, как будто избавился от бетонной плиты, давившей на его грудь все последнее время – с тех пор, как узнал о пропаже образа «Взыскание погибших» из ильменьского храма. Таисия свернулась под одеялом калачиком и, похоже, уже спала. Она вообще умела засыпать в любой обстановке и после любых, даже самых сложных, разговоров. Он лег на свою сторону кровати, стараясь не мешать жене. Вряд ли ему удастся уснуть до утра.

– Андрюша, – пробормотала Таисия. – Я так счастлива, что ты решился искать икону! Меня страшно пугала твоя депрессия. Но теперь я уверена, ты вернешь ее в храм!

Андрей молча нашел ее руку и сжал. Горло перехватил спазм – это рвались наружу слезы благодарности и стыда. Благодарности к жене, к Богу, к испытаниям, им посланным. И стыда за то, что позволил унынию одолеть себя после того, как начальные поиски иконы не привели к результатам. Но теперь он знал, что продолжит искать икону, обязательно найдет ее и вернет в храм.

И не так уж важно, что пока он еще не знает, как сделать это.

БЕЛОГОРОВ стоял на берегу реки, глядя в ее серо-синие тяжелые воды и еще раз спрашивая себя – готов ли исполнить намеченное? Готов ли отказаться от привычек сытой городской жизни? Поездок в Санкт-Петербург и за границу, общения в богемных салонах, от долгих бесед о живописи, от театральных премьер, каплуна, фаршированного трюфелями?.. От славы, которая пришла к нему, мальчишке из разночинной среды, воспитанном при монастыре, не имеющему ни гроша и умевшему лишь слабо отражать малую толику красоты Божьего мира на своих убогих холстах. Откажется и не пожалеет? Ведь он хочет навсегда изменить свою жизнь.

– Коляска прибыла, барин, – сказал вдруг возникший за спиной Белогорова Макар. – Едемте в город. От реки уже холодом тянет.

Макар всегда держался так, будто не он служил Белогорову, а Белогоров – ему, но теперь это уж точно не имело значения.