Александр Цуканов - Приказано не умирать

– Потери огромные. Как можно прорывать укрепрайон без артиллерийской и авиационной поддержки? – задавал многократно вопрос командир корпуса Дорен. Но каждый раз ему отвечали, что снаряды отсутствуют, что приказы Генерального штаба не обсуждаются, что нужно атаковать. Поэтому Маторин не стал бередить больную тему. Обсудили с генералом Дореном вопросы взаимодействия на случай прорыва немцев, доставки питания, вывоза раненых.

– В соседней дивизии на тебя обижаются. Видят, как ты лупишь из минометов. Думают, что все пряники тебе, а им ничего. Поделись с ними немецким минным запасом? Они даже свой энзе расстреляли…

– Ящиков сорок передам.

Дорен поблагодарил, посетовал, что в соседней с ним дивизии пехотинцев на штатный полк не наберется. Взялся звонить комдиву, чтоб он прислал подводы за снарядами в дивизию Маторина, стараясь хоть чем-то порадовать командира.

Маторину доложили, что Журавлев убит. Он не поверил, стал переспрашивать, что, может быть, ошиблись? Ему не хотелось верить в смерть этого бодрого хваткого лейтенанта. «Умный командир на войне – путь к победе», – такое он повторял своим командирам рот и взводов, но в жизни это так редко подтверждалось, и порой, казалось ему, умных почти не осталось. Поэтому он искренне радовался и хвалил, насколько позволяла субординация, Журавлева, Кочеткова.

Разведчики во главе с капитаном Шуляковым пробрались через передний край обороны, захватили передовой опорный пункт немцев. Уничтожили обер-лейтенанта и около взвода пехоты, не ожидавших атаки, не готовых к отпору. Сержант Бодров развернул артиллерийское орудие и открыл огонь по отступающим, выкрикивая, как рассказывали пехотинцы: «Вашими гостинцами по вашей фашистской жопе!»

Кадровых офицеров грамотных и дерзких оставалось все меньше и меньше, с пополнением приходили молодые, совсем необученные.

«Весна – грачи прилетели» – радостная картинка в быту, а на войне – страшное бедствие. Зимники исчезли, кругом расползается талая вода, в колдобинах заливает голенища сапог. Лес, поросший кустарником, мешает наблюдению за противником. Командиры полков по два раза на дню жалуются на нехватку боеприпасов, продуктов, фуража.

Маторин думал, что они привычно хитрят, и сам по грязи с ординарцем поперся в ближнюю роту в полк майора Хазарова. Всё оказалось гораздо хуже, чем он предполагал. По два десятка патронов на винтовку, гранат мало, снаряды только для «сорокопяток».

Вызвали «начпрода». Капитан великанского роста с побитым оспой лицом ввалился в штабной блиндаж этаким медведем, одышливо кряхтя. Сразу же стал дерзить начальнику штаба, объяснять про раскисшие дороги. Маторин стоял в стороне, не вмешиваясь в перебранку, когда капитан стал напирать голосом: «Все машины буксуют. Повозки тонут… Я что на себе потащу?»

– Потащишь! Собирай всех ездовых, всех шоферов и поваров и таскай на вьюках, таскай вручную. Нет, первым пойдешь в штрафники.

Говорил Маторин спокойно, вполголоса. Интендант хотел возразить, но разглядел во взгляде комдива лютую злость, тут же вскинул руку, прикрыл рот ладонью, развернулся и молча пополз из блиндажа. Вскоре понеслись по лесу его зычные команды и проклятия.

В траншеях под обстрелом противника солдаты лежали в ледяной воде. Только в сумерках, выставив передовые дозоры, они ползком, на четвереньках отходили во вторую линию обороны, где старшины делили продукты, доставленные во вьюках ездовыми и шоферами пешим порядком, выдавали табак, спирт для больных.

Комдива поражала живучесть солдат. Сам он по два-три раза в день менял мокрые носки и портянки, а все же хрипел, страдал застарелым кашлем. И, похоже, свалился бы вовсе, если бы не ординарец Коля Торцевой. Молодой деревенский парень, а умелый, словно заматерелый мужик. Придумал сам и на пальцах пояснил в дивизионной артмастерской, какую нужно изготовить сборно-разборную печурку, чтобы помещалась в вещмешке. С ней он вытворял чудеса. Растапливал рядом с НП в кустах, накрывшись плащ-палаткой для маскировки, и через полчаса, пропахший весь дымом, нес горячий чай, сухие портянки, светясь белозубой улыбкой на закопченном лице, да с приговором:

– Товарищ комдив, вам никак нельзя болеть, иначе все пропадем… – В этом проскальзывала и крестьянская лесть, и его природное простодушие.

Ночью Коля менял подворотнички, нарезал марлю и сшивал из нее носовые платки, подкладывал карамельки, которые обожал сам и считал, что их должны любить все остальные. Вгонял порой в неловкое положение Маторина этой постоянной заботой. Пару раз накричал на него из-за какой-то мелочи. А когда притащили Колю на плащ-палатке с развороченными внутренностями, то прикрыл шапкой лицо, чтоб не заметили его слабость.

Фронт дивизии растянулся на полтора десятка километров, но атаки немцев отбивали. Потери множились боевые и по болезни солдат. Противник, используя затишье на других участках фронта, перебрасывал сюда новые резервы. Никаких укрытий, зарыться в землю невозможно, кругом проступает вода из-за болотистой почвы. Налеты немецкой авиации с каждым днем всё сильней. Вопли солдат: «Где наши славные соколы!» – угнетали. В апреле прибыло необученное пополнение, чтобы заменить выбывших солдат. Офицеров не хватало, авиационная бомба угодила в блиндаж штаба дивизии: погибли разом артиллеристы, управленцы, заместитель начштаба. Несколько офицеров получили тяжелые ранения. Уцелел по счастливой случайности комдив Маторин со своим неутомимым комиссаром Зильдерманом, подполковник Кабанов, да несколько офицеров, которые находились на НП.

Маторин решил зайти в батальонный медпункт, чтобы сменить перевязку на кисти. Врачи, вчерашние студенты медицинских институтов, не имевшие до войны практики, оперировали тяжелораненых сутками. А раненых всё несли и несли. В палатку, приспособленную под ординаторскую, вошла молодая женщина. У нее так сильно отекли ноги, что она никак не могла снять сапоги, попросила санитарку надрезать голенища.

Он постоял, постоял, оглядывая тяжелораненых, и пошел прочь. Собственная рана на этом фоне показалась пустяковой царапиной. Его догнал военврач Евсюков, стал извиняться.

– Не надо, майор, извинений. Передайте врачам от меня благодарность…

В апреле немцы полностью окружили 2-ю ударную армию Волховского фронта. Атаки стали напористыми, наглыми, с мощной артиллерийской подготовкой, налетами авиации. В расположение батальона Винченко вышло около сотни солдат и офицеров из стрелковой дивизии полковника Панкова, воевавшей в составе 2-й ударной армии.

Опытный военфельдшер бегал с палкой и отгонял жалостливых солдат, которые совали окруженцам котелки с кашей, но недоглядел, несколько человек обильно поели и в тот же день умерли от заворота кишок. Остальных отправили в госпиталь. Два лейтенанта и пожилой сержант остались в полку. Позже рассказали, что шли в атаку в первом эшелоне, имея по паре обойм на винтовку и десятку гранат на взвод. Шли без огневой артиллерийской поддержки. Без предварительной подготовки. Немцы приняли наступление за разведку боем, быстро отошли на заранее подготовленные позиции. Командиры радовались быстрому прорыву фронта и успешному наступлению. Гнали полки вперед, заполняли наградные листы, думали о повышениях по службе.