Георгий Баженов - Похищение любви

– Я буду рожать.

– Ну, нашла чем удивить! И рожай себе на здоровье. Я мешаю тебе, что ли?

– Не смейся надо мной.

– Не смеялся и не собираюсь! Ну, правда, нашла причину, чтобы целую неделю не разговаривать… Рожай себе, я не помешаю. Давай-ка лучше спать, бай-бай…

– Не помешаешь! Знаю, что уж если решусь, так не помешаешь. Только дочке отца законного нужно!

– Прямо-таки дочке? Ну, может, и дочке, а только насчет отца не знаю… Если одна надумала рожать, так и рожай, не спрашивай про отца. А если про отца заговорила, так не мешало бы и с ним посоветоваться…

– Знаю я твои уловки. Рожать захотела? Ну и рожай, только, мол, не советую, а то могу вообще никогда не жениться. Рожай – не женюсь, не рожай – тоже не женюсь, и без того хорошо с бабой живется. Так, что ли?

– Ну, зачем так глубоко? Я ведь, в общем-то, не против детей, только надо бы сначала семью создать, так сказать, брак оформить. А то, если все начнут без мужей рожать, лихо получится.

– Лихо! А кто тебе мешает мужем стать? Я, может? Другой давно бы уж предложение сделал…

– Другой! Поищи другого-то… мужья теперь на дороге не валяются. Да и зачем же сразу предложение? Надо человека узнать вполне, проверить… Ты вон, например, не очень, оказывается, характером. Надо еще подумать, знаешь…

– Пугай, пугай! «Сразу предложение»! Три года с бабой спать – это ничего, а как предложение делать – «как это так сразу»? Хорошенькое сразу!.. Только вот что я скажу на этот раз: обязательно буду рожать. Женишься – не женишься, наплевать. Из тебя не выйдет человека, так, может, хоть дочь человеком вырастет.

– Ну что ж, давай рожай, давай… Я ведь не против, что ты! Это дело твое, личное! Не мне ведь с бельмом на миру жить…

– Тебе выходить, – Алеша показал в окно. – Никитские ворота. – С работы Алеша с Ларисой всегда возвращались теперь вместе.

Лариса вздрогнула, взглянула на Алешу вопросительно туманным, отсутствующим взглядом:

– Мне?.. А ты?

– Я на Манежную. В шесть договорились – встречу Наташу.

– Ну да, понятно…

– Никитские ворота, – объявил шофер.

– Ну, пошла, – Лариса потерла лоб ладонью, нахмурилась, словно хотела что-то сказать, но забыла – что. Сдвинув пыжиковую шапку на затылок, улыбнулась. – Пока! – подала Алеше руку.

– Пока.

Глаза их встретились; они не знали еще, как-далеки были сейчас и в то же время как близки были друг другу. Это было примерно так же, как тогда, когда Лариса только пришла в вычислительный центр из экспериментальной мастерской. Она легко разбиралась в схемах, с удовольствием работала на «РАЗДАН-3» – электронно-вычислительной машине. Однажды от заказчика поступила жалоба; жалобу проверили – оказалось, в один из горячих дней Лариса неправильно ввела в ЭВМ программу. Евгений Яковлевич лишил Ларису квартальной премии. Алеша возмутился, вбежал к нему в кабинет и долго доказывал, что Лариса не виновата, потому что не может быть виновата. Это был его главный аргумент – «не может быть виновата». С тех пор между Алешей и Ларисой появилась какая-то особенная близость, которую они, правда, осознали не сразу…

Лариса вышла из автобуса; автобус вскоре был уже на Манежной площади. Алеша озорства ради выпрыгнул из него на ходу с задней площадки. Одевался он всегда легко, небрежно, по-студенчески. Ветер и холод тут же начали трепать его. Алеша постоял на одном месте, подумал, вспоминая, куда идти, и побежал к университету.

До звонка было еще полчаса, он сел в вестибюле на стул, начал ждать… Изредка мимо него проходили студенты. И он мечтал когда-то стать студентом. Дважды поступал, даже трижды, один раз еще до армии, но каждый раз проваливался на первом же экзамене – сочинении. Уж как только не наставляла его Наташа, в то время второкурсница, с которой он случайно познакомился в коридоре университета (тогда она была ассистенткой экзаменатора), что в сочинении главное – не делать ошибок и не писать заумно. Небольшое, простое, без всяких претензий сочинение. Алеша соглашался, но как только добирался до ручки и бумаги, не мог не написать того, что думал, – и получалось любопытно, конечно, но все это не имело никакого отношения к теме сочинения.

С провала на экзамене и началась его дружба с Наташей. Сколько было разговоров, встреч, клятв, ссор, странностей… Как мечтали – уже после свадьбы – жить друг для друга. Быть внимательными, добрыми, чуткими… Потом началась жизнь и серьезное узнавание друг друга. Что самое странное, так это неожиданное открытие Алеши: Наташа – истинное дитя своих родителей. Ибо что он узнал о ее родителях? О теще – что глупа, невежественна, деспотична, в то же время думает о себе как об умнице, добрейшей душе, – за все это Алеша возненавидел ее. О тесте – что добр, умен, правда, глуп в семейных делах, рабски подчинен жене, Лидии Константиновне, – за все это Алеша жалел, но и презирал Павла Петровича. Наташа любила своих родителей, это Алеша понимал. Но что считала их идеальными, этого он понять не мог.

«Ну, ты у нас зато идеальный!» – обычно говорила Наташа с издевкой в голосе.

Алешу всегда поражал этот ее злой и циничный тон. Иногда ему приходило в голову, что Наташа презирает его. Он был никто, это понятно, и презирала она его потому, вероятно, что он отваживался судить ее родителей, в то время как у тех по сравнению с ними было все – деньги, квартира, положение. А у него что?

«Правда. Молодость. Любовь», – отвечал он.

«Это есть у всех, – говорила она, усмехаясь, – у каждого в свое время – и любовь, и молодость. А правда? Что еще за правда? Какая правда?..»

«Нетерпимость ко лжи», – отвечал он.

«Ах, это!.. – восклицала она. – Нет, Алеша, что-то тут не так… Не терпишь ложь? А ведь иногда и сам лжешь. Ну, в маленьких таких случаях, когда как будто и не лжешь, а так… не договариваешь. Так что не успокаивай себя, не говори себе, что ты не лжешь, что ты хороший.

Знаю я, почему ты моих не любишь: у них, мол, и есть всё, а люди они дрянь, а у меня хоть и нет ничего, а я хороший… Так ведь все для себя хорошие!»

– Привет! – услышал он Наташин голос. – Купил?

– Что? – не понял Алеша. – Что купил? – Одновременно ему пришлось отвечать на приветствия Наташиных подруг.

– Как что? Билеты! – Наташа рассмеялась. Она лукаво поглядела на подруг: «Ох, и Алеша у меня!»

– А-а… – вспомнил наконец Алеша и слегка повел рукой в сторону (они договаривались пойти в кино). – Забыл… Не забыл, – тут же оговорился он, – некогда было.

Наташа молчала; почти не было заметно, что она обиделась. Они попрощались с Наташиными подругами и выходили уже из университета.

– У нас там история одна вышла с Евгением Яковлевичем… помнишь, я тебе рассказывал? – начал объяснять Алеша.