Владимир Митюк - Рентген. Остросюжетные любовные романы

Если она согласиться, конечно. Но это вряд ли. Потому что у неё после работы наверняка есть неотложные дела, и она будет спешить домой. Например, встретить детей из школы, сходить в магазин, приготовить ужин, и это неизбежно засосёт, и женщина отдаст предпочтение стабильности возможному приключению с неизвестным исходом. Ибо, повторюсь, её глаза излучали спокойствие и уверенность.

И вряд ли такая женщина помчится в чужую квартиру, чтобы заняться там любовью с первым встречным, пусть даже в некоторой степени привлекательным. Хорошо ещё, что она не отнеслась ко мне, как к неодушевленному предмету. О том, чтобы привести её к себе, или напроситься к ней, и речи быть не могло. Она не была похожа на тех женщин, которые способны это сделать.

Возможно, долгое ухаживание – с цветами, свиданиями и прочими неизбежными и приятными моментами могло дать определенный результат. Если она почувствует, что её хотят не только как женщину, но и по другой, пусть даже надуманной причине. Но и в этом случае она заставит себя построить непроницаемый барьер, ограждающий её от сомнительного мероприятия. И даже может рассказать мужу, упустив, конечно, некоторые подробности – например, что вот, опять за ней пытался ухаживать пациент, и даже приглашал на свидание, но я, дорогой, люблю только тебя, и мне даже смешно подумать, что кто-то может иметь хоть малейшую надежду.

Да, скорее всего, так и будет. А если это больше, чем порыв, и она не успела осознать происходящее? И пока она ещё в моих объятиях, и я снова ласкаю её губы, глажу роскошные вьющиеся волосы, и она неизбежно чувствует моё возбуждение. И не отстраняется, и забыла про могущую вот-вот открыться дверь. Значит, ждет, а я? И, кстати, я даже не знаю, как её зовут – ничего, кроме инициалов – врач… Е.А., вышитых синей вязью на халатике. Екатерина? Елизавета? Евгения? Только не это. Мне хотелось, чтобы она оказалась Еленой, но как спросить?

И что – неужели, сразу здесь? Но где и как? Я мог проклинать свою не наблюдательность, но в той самой комнатке, где стоит аппарат, я приметил маленькую кушетку. Дерматиновую, покрытую казанной простыней со штампом поликлиники. А женщина лёгкая, и я смогу её поднять. Да, только надо захлопнуть дверь – замок французский, одно движение – и всё. А думать буду потом, потом, а сейчас. Я чувствовал, что если эта пытка продлится ещё немного, то мне уже ничего не понадобится, и я окажусь не то, чтобы несостоятельным, а вообще недееспособным…

Мои нелепые мечтания были прерваны самым прозаическим образом. Дверь, за которой она скрылась, чтобы поискать мои снимки, отворилась, и она вышла спокойно-уверенная, и сказала, не глядя на меня:

– Ну, всё в порядке. Похоже, мы просто немного перестраховались, и зря продержали вас. И тут она посмотрела на меня:

– Ой, что с вами?

Видимо, мечтательно-отрешённое выражение зафиксировалось на моей физиономии, и я не нашёлся, что сказать, а только неловко пожал плечами, как бы понимая, что всё невозможно и сейчас закончится. Но доктор Е.А. взяла меня за руку своей нежной и прохладной ручкой:

– Наверно, перенервничали. Ничего, бывает, – и очень мило улыбнулась, – зато теперь абсолютно здоровы, и можете чувствовать себя свободно, и даже целовать кого-нибудь, не беспокоясь ни о чём.

Она, конечно, имела в виду здоровье, но зря это сказала. Даже не поняла. Я, возбужденный попытками нарисовать в своем сознании всевозможные картины, невнятно пробормотал:

– Сейчас проверим, – и, удивляясь своей наглости, прижался к её удивленным губам…

– И понимаешь, как ни фантастично это может показаться, всё произошло именно так, как я и представлял. Детали, в сущности, роли не играют.

– Так может, ещё по одной? Погода хорошая, я не спешу, и ты, как видно.

Я согласился, ожидая окончания рассказа. Сердце моё бешено стучало, отчаянно вырываясь наружу, и я действительно не мог встать. Ибо тот доктор, о котором рассказывал мой визави, был моей женой. Вернее, была. Сейчас же я сидел в полной прострации, даже не находя в себе сил думать или анализировать. И прилагал неимоверные усилия, чтобы не выдать себя ни словом, ни жестом. А спешить, действительно, было некуда.

– Вот, – Владимир, так звали моего собеседника, подошёл с двумя бутылками «Петровского», откупорил их перочинным ножиком, и протянул одну мне. Ты извини, что я тут разговорился, понимаешь, иногда нужно излить душу.

Ничего себе, подумал я, рассказывает о своей победе, похождениях. Какая уж тут душа.

Но только кивнул, а он продолжал. Да, нелишне будет сказать, что мы сидели под тентом у одной из расплодившихся в последние годы импровизированных летних кафешек, с пластмассовыми белыми столиками, на красных пластмассовых же стульчиках, впрочем, весьма удобно изогнутых…

***

В дверь настойчиво постучали. К тому времени она уже сидела за столом, перебирая карточки, а я расположился напротив, тупо глядя на негативы, не говорящие мне ни о чём. Елена нажала на кнопку, и в кабине ввалился дед необъятных размеров. Имеется в виду по ширине, задыхаясь, и протягивая направление. Приём был уже окончен, я знал это твёрдо, но она встала, включила аппарат, и минут десять возилась с последним пациентом, предоставив мне возможность углубиться в свои мысли и осознать.

Но голова моя была свободна от мыслей, и я только ждал её возвращения.

Она опять села напротив, и занялась бумагами, иногда с усмешкой поглядывая на меня, и через некоторое время сказала:

– Всё, молодой человек, мне пора. Через пятнадцать минут меня будут ждать, и посему…

Особых разъяснений не нужно было. Ясно, что жизнь не замыкается этим кабинетом, и всё же…

Что от меня требовалось – умолять, просить о новой встрече, или просто подняться и уйти? Почему-то ноги мои стали ватными, голос куда-то пропал, и я, желая всё-таки сохранить бодрый тон, спросил с некоторой надеждой, со стопроцентной уверенностью в том, что завоевать можно, но удержать:

– Доктор, но мне потребуются дополнительные консультации. И вообще, постоянный контроль за состоянием здоровья.

Она улыбнулась, повторив:

– Вы абсолютно здоровы, и поэтому…

– А профилактика? – с надеждой перебил я её.

– Расписание известно, там на двери. Чётные – утро, нечётные – вечер.

Видно, она окончательно пришла в себя.

– И можете позвонить по телефону.

Она протянула мне бумажку.

– На этой неделе, да?

Она пожала плечами:

– Кто знает. Скорее всего, профилактика вам не понадобится.

Горечи в её произношении я не почувствовал, однако без укора – хотя бы во взгляде – не обошлось. Мне осталось лишь подняться, поцеловать женщину в подставленную щёчку и выйти, оставшись наедине с самим собой и полным раздраем в голове.