Алексей Рябчиков - Дождливая пьеса

– Что за реклама?

– В интернете. Типо у нас самые лучшие чизбургеры в городе. Заставить бы этих уродов самих жрать это гавно. Вон хочешь попробуй.

Павел смотрит на откусанный чизбургер, из пакета которого на панель приборов течет кетчуп, и отрицательно машет головой.

– Нет, спасибо. Лучше выбрось.

– Выкину. Позже, в морду того, кто его делал. Специально крюк дам… Ладно. Лист там?

– А нахрена бы я сюда приехал, если бы его там не было?

– Какой-то ты нервный стал – Руслан вынимает из внутреннего кармана конверт, дает его Павлу – Тут так сказать бонус – и видя, недовольное лицо Павла, добавляет – Остальное уже ушло на благотворительный фонд твоей дочки. Кстати как она?

– Нормально.

– Это хорошо. Виктор просил напомнить про завтрашний вечер.

– Я помню. Иди, забирай этого.

Руслан и Паша выходят из машины. Их головы мочит сильный дождь, но они не торопятся. Идут так, будто на улице солнце и жара.

– Он сзади – говорит Паша, открывая водительскую дверь, а потом дает ключи от наручников Руслану – На.

Руслан открывает заднюю дверь, снимает наручники с рук Листа, бросает их на сиденье.

Как только захлопывается дверь, Паша вжимает педаль газа в пол. Машина резко трогается с места назад.

Иногда Паши кажется, что его жизнь дешевый фильм про продавшегося урода. В этот момент в его голове начинает играть музыка, которую он где то слышал, но вот где не помнит.

В этот момент он сжимает кулаки, чтобы набить себе морду.

«Почему? Кто я? Кто свои, кто чужие? Кто мне кто?» – спрашивает он себя в этот момент.

И в этот момент его рот ополаскивает жгучая белая горькая жидкость.

– Еще – говорит он бармену в своем любимом тихом баре – И пива налей.

Потом он закуривает. И повторяет действия с жидкость вновь и вновь, пока ему не становится на все пофиг.

Пропасть забытья, сменяется черной новенькой дверью с цифрами «87». Эти золотые цифры прикрепляла на дверь его дочь. Звонка у них нет, поэтому Паша стучит в дверь. Он хочет, чтобы звук стука был тихим, но руки не слушаются.

Дверь открывается быстро. На пороге Юля, его жена, в прошлом миловидная брюнетка, а теперь её лицо покрыто морщинами и черными кругами. Она с сожалением, близким к равнодушию, смотрит на него. Он заходит, проходит чуть вперед, облокачивается на стенку, поднимает ногу, чтобы снять ботинки. Ему это не удается. Он замирает, а потом начинает медленно ползти по стене вниз.

– Деньги в кармане – еле слышно говорит он – Я их не трогал.

– Что? – она садится на корточки возле него.

Он закрывает глаза, открывает их. Достает из внутреннего кармана конверт, бросает его на пол.

– Деньги… там… все – он закрывает глаза.

Она нежно проводит рукой по его мокрым от дождя волосам.

– Мне сейчас не легче – говорит она.

Автомобили, выбрасывая из-под колес дождевую воду, шумно проезжают мост, соединяющий два берега города. Но она не слышит этого шума. Она, одетая в легкую осеннюю куртку и джинсы, стоит возле перил, положив на них локти, и смотрит на бушующую речку. Её длинные черные волосы раздувает сильный промозглый ветер, открывая проходящим мимо пешеходам красивые уши с маленькими золотыми сережками и белыми наушниками. В них играет скрипка. Это Вивальди. Но она, к сожалению, не знает название трека, называя его «песней зимы». В её руках стакан кофе из сетевой кофейни. Отвратительный черный кофе, но другого в городе нет. Словно каждая кофейня берет напитки из одной трубы, а потом назначает свою цену за одинаково плохой кофе.

Она не пьет его, а просто держит стакан в руках. Быть может, так она чувствует себя истинным художником или же просто вновь понадеялась, что кофе будет хороший и купила его.

Начинается самый лучший момент музыки. Скрипка разгоняется.

И никому не под силу описать эту мелодию буйства. Будто скрипач, чувствует свою смерть и начинает играть, боясь не успеть.

И в этот момент, когда все сошлось в одно…. И быстро плывущие облака, играющее под ветром море, стакан кофе в руке и любимый момент в музыке. Когда вот вот придет прозрение, она чувствует легкое прикосновение по плечу. Обернувшись, видит его и разочарованно улыбается.

А Дмитрий – молодой парень, среднего роста и телосложения, с немного неаккуратной стрижкой и тонкими губами – словно не видит разочарования, начинает говорить. Она вытаскивает наушники из ушей.

– … И он мне говорит – сразу же слышит она его голос.

– Привет – обрывает его Аня.

Он замолкает, потом улыбается.

– Я же вроде здоровался.

– А я в наушниках была, не слышала.

– Ааа. Привет. Значит, ты все прослушала. Придется рассказывать заново.

Он тянет ладошку, чтобы взять её за руку, но в последний момент она поднимает руку и гладит себя по волосам, как бы пытаясь причесаться. Он резко убирает свою руку в карман, словно так и было запланировано и начинает рассказывать нелепую историю со своей работы, а ей хочется рассказать ему про фильм, который произвел на неё сильное впечатление. Но только он не поймет этот фильм, как она не понимает, что смешного в человеке, который пернул, усевшись в магазине на новый выставочный унитаз.

– Смешно – говорит она и пытается перевести разговор в сторону фильма – А ты вот задумываешься о будущем?

– В смысле семья, дети?

– Да об этом задумываются абсолютно все. Я говорю про самого тебя, ну вот кем ты будешь через пять лет, например?

– Ну не знаю. Не хочу об этом думать.

– А раньше, я помню думал.

– Это раньше было.

– Так что поменялось?

– Наверно я. Я стал задумываться о семье, о детях. Это же все нужно содержать. Я думаю, ты тоже вскоре это поймешь.

– Что ты имеешь в виду?

– Только без обид. Ты конечно большая молодец, там рисуешь, создаешь выставку с благотворительностью и прочее. Это классно, – говорит он и выдерживает паузу, чтобы дать ей возможность воспринять эту нелепую похвалу – Но только, что будет дальше?

– И что, по-твоему, будет дальше?

– Упущенное время. Когда нужно думать о семье, ты полностью погружена в свои рисунки. А потом, когда ты поймешь, что это все зря было, будет уже поздно. Разве не страшно встречать старость в полном одиночестве?

Она игнорирует этот вопрос. Может не хочет сбивать себя с правильного курса или же боится заглянуть вглубь. Но Аня помнит, как ещё несколько месяцев назад, Дима бегал по курсам и кастингам, хотел стать актером.

Он чувствует, что наговорил лишнего, хотя давно хотел открыть ей глаза. Он обнимает её за плечи, а она останавливается и приседает, чтобы поправить несуществующие шнурки, тем самым избежав объятий.

В день их знакомства стояла жара. Кое-где, если приглядеться, можно было увидеть, как от асфальта вверх поднимается пар. Машин было мало, зато прохожих очень много, и абсолютно у всех было мучинечиское выражение лица, этим они пытались показать свое отношение ко второму дню жары.