Алексей Рябчиков - Дождливая пьеса

– Он тоже как элемент выставки? – показав пальцем на ящик, спрашивает Дмитрий.

– Это ящик благотворительности. Мы собираем деньги на лечение для детей больных лейкемией – говорит Анна и бросает в ящик сто рублей.

– Я так и думал. Хотя крылась надежда, что вы специально поставили этот ящик. На злобу дня.

– На злобу дня?

– Сейчас по телеку то и вон везде просят помощь на лечение болезней, я подумал, что вы продергиваете это.

– Может в следующий раз, если – она смотрит на него какими то усталыми глазами, будто ей все это надоело и ещё одно слово, и она взбесится – Ты пока поброди, мне нужно отойти.

Дмитрий не любил картины, он их считал чем-то ненастоящим и никогда в этом не признавался Анне. Для него это было не творчеством. Ведь какое творчество сидеть и копировать карандашом или красками известные места в городе, известных людей или вазы с едой.

Но здесь ему не нравилось абсолютно всё. Картины абстракции. Да любой школьник может нарисовать нечто подобное!

Он подходит к первой картине.

Черный фон с белой рамкой – похоже на окно. Там за ним фонарь светит на белый снег, а снежинки в виде букв, составляют слово – Разочарование.

«Разочарование».

И он вдруг вспоминает, где видел похожий пейзаж. Это было зимой в кафе. Они сидели возле большого окна. За ним была ночь, освещенная фонарями, стоящими вдоль пешеходного тротуара. Сквозь их лучи были видны маленькие снежинки. Тогда он опоздал, был на кастинге фильма. Фильма, который, как и многие другие фильмы в этом городе, умирали на стадии кастингов.

Она пила кофе, когда он вошел.

– Привет! – он сел напротив нее.

– Привет, как прошло?

– Да как! Взяли. Кого им ещё было брать то. Я пришел один единственный на эту пробу.

– Ты им понравился, иначе бы не взяли.

– Да ладно тебе. Итак, понятно, что меня взяли, потому что больше некого. У меня есть такие мысли, бросить все это и жить как все.

Он заметил, что в ней тогда произошли изменения. Она немного сощурила левый глаз. Так обычно смотрят на труса.

– Может не стоит сдаваться? – сказала она.

– Да, но и упираться в стену как баран, мне, кажется, тоже не стоит.

– Стену то можно проломить.

– Знаешь, если честно, мне в последнее время кажется, что мы с тобой живем в иллюзии. Есть нормальный мир, а есть мы, которые придумали себе свой. И никак не можем свой мир запихнуть в реальный.

Она промолчала.

«Разочарование. Неужели. Да нет…»

Он находит глазами её. Она в конце зала выравнивает картину.

«Разочарование. Это просто картина».

– Дим, привет – со спины раздается женский голос.

К нему подходит высокая девушка на каблуках. Ему кажется, что если она снимет туфли, то сразу станет маленькой и её привлекательная фигура, обтянутая узкими брюками и блузкой тут же превратится в фигуру толстой девушки.

– Привет – отвечает он Алене, второй художнице этой выставке.

– Ну и как тебе?

– Честно?

Вместо ответа она кивает головой.

– Я не понимаю такие картины – продолжает он – Для меня, картина это пейзаж, портрет. А вот эти разноцветные я не понимаю.

– Это же абстракции, жанр такой.

– Да я знаю, Аня мне про него рассказывала. Но в чем его смысл?

Алена хихикает, но потом резко возвращает серьезное лицо.

– Ты чего? – спрашивает он.

– Не обращай внимание… Абстракция – то нечто неуловимое, смотришь на них и думаешь о своем. А высший пилотаж такой картины, если каждый человек найдет в ней свой смысл. Ты только представь семь миллиардов смыслов, для одной картины. Ведь это невероятно круто. А классические, что в них? Просто копирка и все. И к слову все знаменитые художники рисовали в абстракции. Возьми того же Ван Гога. Хотя от него я такого не ожидала.

– Почему?

– Ван Гог – это восточный человек. А искусство востока отличается от искусства Европы. Знаешь чем?… В Европе простую мысль усложняют до неприличия. Например Кафка или Ремарк. Последний пытался сказать, что война надламывает не только солдат. И выражал он это на пятьсот скучнейших страниц своего романа. И так все запутал, что я только на пятый день после прочтения поняла – она улыбается, чтобы не показаться слишком глупой – Ну а если взять Восток. Там он хочет сказать, что в каждом человеке есть грех, то он это и говорит прямым текстом, без всяких круговоротов.

– А ты в курсе, что Ван Гог голландский художник?

Она замирает, задумывается, удивляется – все эмоции видно по её глазам. Потом улыбается и говорит:

– Ты шутишь?

– Нет. Он на самом деле голландец.

– Тогда все встает на свои места. А я почему то всегда думала, что он китаец.

– Наверно из-за имени.

Анна отходит от картины, смотрит на нее, пытаясь сравнить грань картины с ровной полоской потолка. Вроде ровно. Она разворачивается и видит, как он беседует с ее подругой. И нет, в ней не родилась ревность, она прекрасно знала, что Алене нравится другой типаж мужчин. В ее голове всплывает день, когда она решила, что с ним все кончено, но до сих пор ему об этом не сказала.

Боялась его обидеть?

Нет.

Она боялась изменить что-то в своей жизни, ибо одно изменение повлечет другое, а кроме него ее все устраивало.

С утра тучи покрывали небо, а потом выглянуло солнце, хотя воздух оставался холодным. Она взяла с собой мольберт и краски, чтобы порисовать бушующие волны. Он просто поехал с ней.

Красивые лесные пейзажи проплывали перед её глазами под стук колес электропоезда. Он, молча, смотрел вперед, будто решался сказать нечто важное, и наконец, когда их станция была близка – решился.

– Я завтра иду на собеседование.

– Новая роль? – спросила она

– Нет. Я бросаю актёрство.

Он знал, что это её расстроит.

– Но ты же так много в нем добился.

– Много? Интересно чего?

– Ты снялся в четырех фильмах, столько курсов окончил.

– Ну и что!. Все эти фильмы местные, сплошной шлак, лишь бы заявить, что мы снимаем фильмы. А в те хорошие мне никогда не попасть.

– Ты просто не пытался.

– Еще как пытался, но это все тщетно. Я решил – хочу обратно к живым людям. Хочу приходить усталым с работы, а потом идти развлекаться. Хочу обсуждать футбол, а не актерские работы хрен пойми кого. Да и за что им вообще деньги такие платят. Вот пересматривал старый сериал, а там актер сидел и плакал. А я такой подумал: На кой хрен я это смотрю.

– И куда пойдешь? – перебила она.

– Продавцом.

– А ты не пожалеешь потом?

– Главное, чтоб поздно не было.

Она не поняла его тогда, как не понял бы рыбак киномана.

Еще не ночь, но уже темно. Последние гости покидают выставку, награждая двух девушек заслуженной похвалой. Но если судить по их прямому взгляду, то скорее всего они врут или приукрашивают.

В здание выставки погас свет, это Алена выключила его с улицы, а потом заперла вход на замок.